Редкая птица
Шрифт:
Надеваю форменную фуражку, прокатываю по улице и сворачиваю к морю. Щелкаю тумблером рации:
– Я «четвертый», вызываю все свободные машины. В «Трех картах» началась разборка. Контролируем оба входа. Нуждаемся в подкреплении…
Так, ребята доложились, и, видно, не в первый раз, сейчас здесь будет от ментов густо. А я похож на дезертира, трусливо драпающего с места схватки. К морю. С девушкой.
Машину оставляю на тихой зеленой улочке у самого моря. Надеюсь, ее не обнаружат до утра. А сам с девушкой на руках спускаюсь
Невдалеке пансионат. Леночку бережно укладываю на песочек и отправляюсь к стоящим на берегу сборным щитовым домикам, окруженным сетчатым заборчиком.
Символические ворота украшает надпись: «Лазурный берег». То, что я ищу, находится рядом с первым же домиком. Средство передвижения. В данном случае – допотопный мотоцикл «восход», прикованный цепью к стояку турника. Судя по всему, кто-то из местных ловеласов приехал «забомбить» скучающую приезжую шлюшку.
Надеюсь, ему не отказали и помех не будет.
Вот блин! Стая полубродячих собачонок выскочила откуда-то из-под соседнего домика и залилась разноголосым лаем.
– Мя-я-а-а, – проорал я самозабвенно, надеясь обмануть не собак, а обитателей домиков:
– Мя-я-а-а!..
Цепь я попросту перерубил своим жуткого вида ножом. Собаки тявкали вовсю.
Одна особенно наглая шавка скалила пасть и заливалась лаем, перешедшим уже в собачью истерику. Соблазн достать ее ножом велик, но такая уж их собачья работа – гавкать. Отец буржуй – дите невинно! Потому двинул шавке башмаком по зубам и выкатил мотоцикл за ворота.
Под уклон катить легко. Как и следовало ожидать, стая за мной не увязалась: потявкав для порядка и пробежав метров десять, вернулась досыпать. Владелец же мотоцикла, скорее всего, спал уже, утомленный вином и сексом. В любом случае ему легче, чем мне.
Леночка спит. Думаю, она хорошо отдохнула. Можно, конечно, перебросить ее через сиденье и везти так. Ежели что, спасет отговорка: «В соседнем районе жених украл члена партии!» Но на джигита я не похож и в город не собираюсь, так что будущие отговорки мне ни к чему. Да и шестое чувство подсказывает, что особенно поболтать мне уже не даст ни одна из «воюющих сторон»: а открывать рот только с тем, чтобы поймать пулю, – это упражнение для йогов, и то по предварительной договоренности. Но куда ни кинь, с Леночкой пообщаться надо. Пусть говорит она, буду молчать. Пора будить.
Достаю из аптечки одноразовый шприц-"стручок" и ловко укалываю ее в бедро.
Секунд через тридцать она открывает глаза.
– Я что, уснула?
– Ага. Коньяк-то марочный.
– Где мы?
– Ты удивишься, радость моя, но на море. Судя по выражению лица, она проснулась полностью и ничего не забыла.
– А где машина?
– Смотря которая, – хмыкаю я.
– «Волга».
– Поменял. Махнул не глядя. На железного коня, – ласково хлопаю «восход» по сиденью. И добавляю:
– Поехали.
– Куда?
Вот, блин, глупая привычка – дорогу закудыкивать!
– Как всегда, в Париж.
Я уже оседлал мотоцикл. Девушка поднялась с песка, застыла в нерешительности:
– Ты… пьяный…
Терпение меня покинуло. Тоже, Лигачев в юбке!
– Сс-садись! – гаркнул я табельным голосом морского офицера и рванул ногой стартер. Мотоцикл тоже команду воспринял – завелся сразу. Леночка прилепилась к спине, забросив сумку на плечо. – Эх, прокачу! – И дал газ.
Мы мчались по самой кромке песка, омываемого ночным прибоем. В местечко, которое я на данный момент посчитал самым тихим. Со времени появления новеллы Эдгара По, в которой важное письмо спрятано на самом видном месте, этот сюжет обыгрывался и Конан Дойлом, и бессчетным количеством иных литераторов. Но люди ищущие читают те же книжки, что и люди прячущие. А потому спрятать что-либо или спрятаться самому стало проблемой. К тому же впитанный с детства пионерский девиз «Кто ищет, тот всегда найдет!» прибавляет бодрости лишь одной стороне.
У меня же положение двоякое. С одной стороны – пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. Вернее, кого. И при этом не попадись сам.
Но руль-то я направляю на самое «видное» место. Понятно, не к горсовету и ни к райотделу милиции. К моей скромной хибарке. И движет мною вовсе не литературное воспоминание. Просто к этому часу у хижины, полагаю, побывали уже все интересующиеся стороны, обнаружили пустой тайничок и следы пребывания всех, кто побывал до того, и порешили, что делать мне здесь просто нечего. И я сюда не вернусь.
Решение правильное на все сто. И я бы никогда сюда не вернулся, если бы не желание уединиться. С девушкой.
Когда до хижины остается с километр, глушу мотор. И кладу мотоцикл в море.
Найти его можно легко, если посмотреть утречком с обрыва. Понятно, при спокойном море. Надеюсь, погодка разыграется с ветерком.
Мы поднялись на берег и бредем садиками и огородами. На ходу заглотал новую пару бодрящих таблеток. Естественно, для бодрости, а не с наркотическими целями.
До дома Степана Тимофеевича метров сорок. Девчушку укладываю в ложбинку и для верности притискиваю ее голову к земле рукой. Вытаскиваю «лжеузи». И – начинаю насвистывать с присущей мне беззаботностью: «Ю-а ин зе ами нау…» Раз.
Еще.
Темная тень выныривает из ночи бесшумно и тыкается в лицо горячим языком, Джабдет, старый друг! Это недвижимость у нас с Тимофеичем разная, а пес – общий.
Вот теперь можно идти спокойненько.
К дому экс-шахтера мы выбираемся со стороны сада. Хозяева спят. Забираемся по узкой лесенке на чердак, служащий одновременно и сеновалом.
– Джабдет, охраняй, – шепчу я псу на ухо и поднимаюсь вслед за девушкой.
Джабдет смотрит на меня понимающе, склонив набок лобастую голову. Но – не осуждающе. Что ни говори, кобель кобеля всегда поймет, особливо в щекотливом положении!