Редукция состояния
Шрифт:
Призрачное дуновение, приносившее в гостиничный номер запахи моря, плавящегося асфальта и кофе – жаркое дыхание лета, крепкими удушающими объятиями выдавливавшее из тела капли пота – стихает, словно кто-то невидимый отвел от него пылающую руку. А в следующий момент уже другие – ледяные – пальцы игриво гладят лицо, дают легкую пощечину и взъерошивают короткостриженые волосы на затылке.
Когда Михаил был ребенком, страшные сны вроде пережитого ночью, снились ему часто. Просыпаясь, он больше всего боялся, что ночной кошмар каким-то образом сможет преодолеть
Несколько раз бывало так: ему кажется, что он проснулся, он встает с кровати, надевает тапочки и, протирая слипшиеся глаза, бредет на кухню, ожидая встретить на ней родителей. Но их нет ни там, ни в спальне, ни где-либо еще в квартире. Первоначальный интерес сменяется удивлением, удивление превращается в страх, и по монолитным стенам реальности, до этого выглядевшим устойчивыми и надежными, бегут первые ломаные линии трещин. Их сеть разрастается, стены крошатся, осыпаются, и на мальчика вновь набрасываются чудовища, преследовавшие его в сновидении.
Он подходит к кровати и замирает, вытянув руку. Стоит, не решаясь сдернуть одеяло с женщины, скрывающейся под ним.
Михаил вдыхает, но его грудь остается пустой. Воздух пресен и выхолощен. Ароматы специй, яичницы и кофе, доносившиеся из ресторана, запахи сухой травы и выброшенных на побережье водорослей – они выцвели и поблекли.
– Кто вы? – спрашивает он, но холодные объятия сжимают грудь, голос срывается, и он лишь жалобно сипит.
Над подушкой бабочкой вспархивает кисть с разноцветными ногтями. Следом показывается золотистый локон. Звучит томный сонный голос:
– Дорогой, что уже надо вставать? Давай еще чуть поваляемся? Что ты каждый день спозаранку гонишь меня на завтрак, будто никогда в жизни не ел ничего вкуснее пережаренных яиц и дешевых сосисок?
Край одеяла отгибается. На него смотрят два бирюзовых глаза. Загорелая блондинка, которую он раньше никогда не встречал, протягивает к нему руку и манит.
– Иди ко мне, мой тигренок. Твоя львица хочет откусить кусочек от твоего ушка? Ты же не будешь против?
У нее грудной, спокойный голос, от которого по рукам бегут мурашки, безупречное лицо, тонкие темные брови, в меру пухлые губы. Она полная противоположность его жены, невысокой шатенки.
– Кто вы? – Михаил пятится к балконной двери. – Что вы делаете в моем номере?
– Любимый, – по лицу блондинки пробегает тень. Ее губки сжимаются.
Она встает, и Михаил отворачивается. На ней никакой одежды, но кажется она нисколько не стесняется своей наготы.
– У тебя все хорошо? – Она направляется к нему, и он в панике выставляет перед собой ладонь.
– Стой! Больше ни шагу! Куда ты дела мою жену?
– Тигренок, – женщина вздыхает. – Что опять началось, да? Ты пил вчера свои таблетки?
– Какие таблетки! – Он пытается кричать, но он слишком сбит с толку и обескуражен чтобы злиться. – О чем вы, дамочка? Что здесь происходит? Где моя жена?!
– Так вот она, – блондинка откидывает с лица длинные волнистые волосы. – Стоит перед тобой. Я твоя жена. Любимый, давай…
Женщина подходит к столу под висящим на стене телевизором. Между двух перевернутых донышком вверх чашек и чайником открытая коробка с таблетками. Из нее выглядывает край блистерной упаковки. Коробка показывает язык, усыпанный вскрытыми гнойниками в том месте, где из фольги ранее выдавливали капсулы.
– … ты выпьешь свое лекарство, успокоишься и всё вспомнишь.
Длинный ноготок с дизайнерским маникюром, подобного которому никогда не было на пальцах Светланы Кокоричевой, ценительницы естественной и простой красоты, вонзается в упаковку. На ладонь блондинки падает продолговатая желтая капсула. Она протягивает ее Михаилу.
– Выпей, и мы спокойно поговорим.
– К черту! – Михаил хочет просто отвести от себя протянутую к нему руку, но движение выходит излишне резким.
Женщина вскрикивает, схватившись за запястье. Капсула отлетает куда-то в сторону кровати. Она часто моргает, в глазах появляется блеск.
– Любимый, за что ты так…
– Не называй меня этим словом! – кричит он. – Я не знаю, кто ты, но одно знаю точно – ты не моя жена.
Он хватает ее за плечи и принимается трясти. Ее голова мотается как у фарфоровой китайской куклы. По щеке скатывается крупная одинокая слеза. Женщина поджимает нижнюю губу и смотрит на него с любовью и нежностью.
– Признавайся! Что ты делаешь в этом номере, зачем притворяешься ей?
– Отпусти меня, пожалуйста, – шепчет она обреченно. – Ты делаешь мне больно.
Неожиданно на него снисходит озарение. Его разбирает совершенно неуместный смех. Он понимает, что выглядит окончательно и бесповоротно спятившим, но не может остановиться. Хлопает себя по ляжкам, сгибается и тяжело плюхается на диван. Незнакомая блондинка, назвавшаяся его женой, стоит, накручивая длинный локон на палец, и пристально следит за тем, как он вытирает взмокший лоб.
– Это розыгрыш, да? – спрашивает Михаил, когда истерический смех проходит. – Кто всё это подстроил? Димон? Или Жека? А камера? Камера где? В торшере? Наверняка она тут не одна. Я бы в рамку картины над кроватью поместил: обзор хороший будет.
– Ты меня пугаешь, Миша, – говорит блондинка. – Прекращай валять дурака, приходи в себя и вспоминай всё что позабыл.
– Ты хорошая актриса, – он несколько раз кивает, на лице трепыхается сморщенная улыбка. – Но, черт возьми, хватит уже ходить передо мной голой. Это неприлично. Видишь, я не клюнул на подставу, хватит ломать комедию.
Михаил оглядывает углы комнаты.
– Эй! Все! Выходите! Шутка удалась, живем дальше.
Женщина накидывает на плечи легкий халат, ежится, словно от холода, и садится в кресло с другой стороны стола. Вытряхнув из пачки длинную сигарету, прикуривает ее от лежавшей рядом зажигалки. Облачко сладковатого едкого дыма поднимается вверх и тянется к балкону.