Рефераты для дурехи
Шрифт:
Перепугавшись угроз управляющего, Грегор Замза оправдывается в длинном монологе за закрытой дверью, тогда как окружающие уже воспринимают его речь то ли как писк, то ли как издевательство, то ли как странные болезненные звуки, причину которых сможет распознать один только врач.
Никто не удивился бы, если бы проспавший службу служащий, боясь увольнения, побежал бы открывать дверь начальнику, заискивая и извиняясь, но совсем иначе это воспринимается, когда то же самое пытается сделать насекомое. Оно забирается своими липкими тонкими ножками на поверхность двери – и, беззубым ртом поворачивая ключ, принимается открывать замок.
Однако, по сути, для Грегора Замзы ничего не меняется, ведь мысленно он всё еще пребывает в роли коммивояжера, подчиненного, которому работодатель угрожает увольнением, а также в роли сына и брата, обеспечивающего состояние своей семьи. К тому же его отец
Грегор Замза никак не ожидает следующего превращения: управляющий и его родные не видят подчиненного Грегора Замзу или сына и брата – они видят мерзкое существо с лапками, панцирем и безобразной головой, в которое превратился хорошо знакомый им человек. Все-таки, вероятно, какое-то неуловимое сходство между Грегором Замзой и этим странным животным остается, потому что люди, ожидавшие у двери, сразу узнают в этом насекомом Грегора Замзу. Мать падает в обморок, отец сначала грозит ему кулаком, потом беспомощно рыдает, управляющий бежит от него по лестнице сломя голову, перепрыгивая через несколько ступенек и забывая пальто, трость и шляпу.
Роли, таким образом, меняются: когда-то, да и теперь еще так же, управляющий внушал Грегору Замзе ужас – теперь страх одолевает управляющего при виде Грегора Замзы – насекомого. Но ведь Грегор Замза внутренне всё тот же: почему же люди так странно на него реагируют? Вплоть до того, что мать села на стол, опрокинув кофейник с кофе. Он же тянется к ним со всей своей доброй душой! Его любовь к людям, вопреки оболочке омерзительного насекомого, делается сильнее и преданнее. Неужели на любовь может рассчитывать только тот, прежний красавчик Грегор Замза, изображенный на старой фотографии в бравой позе молодца лейтенанта с усами?!
Метаморфозы происходят не только с управляющим, но и с родными Грегора Замзы. До его превращения все они целиком зависели от него и его жалованья.
Мать, страдавшая астмой, часто отдыхавшая на кушетке у окна всегда держалась с сыном деликатно, и в этот первый день превращения сына она тоже с опаской стучалась в его дверь, полагая, будто тот случайно проспал.
Дряхлый отец встречал Грегора Замзу из деловых поездок в халате; не в силах подняться с кресла он делал сыну рукой в знак приветствия; во время прогулок по воскресеньям или в праздничные дни он медленно передвигался между Грегором и женой, «выставляя вперед костылик» [183] .
183
Там же, С. 146.
Младшая сестра нежилась в постели допоздна, изящно одевалась, немного помогала матери по хозяйству, играла на скрипке.
Никто из них не подумал бы ненавидеть Грегора Замзу или испытывать к нему отвращение, ругать его или тяготиться его существованием. Особенно с сестрой они были духовно близки: сестра заботилась о брате, тонко чувствовала все оттенки его настроения, поддерживала всем, чем могла.
С отцом метаморфоза происходит почти мгновенно, едва он видит перед собой отвратительное насекомое. Он готов его раздавить, растоптать, избить подвернувшейся под руку тростью управляющего. Отец топочет ногами, загоняя Грегора в его комнату, концом палки разворачивает мордой к двери неуклюжее тело сына, превратившегося в насекомое. Он с шумом гонит своего бывшего сына к узкой створке двери, куда Грегор Замза в теперешнем виде явно не проходит. Вместо того чтобы открыть вторую створку, он пугает сына своими наскоками до такой степени, что тот, протискиваясь в узкую дверь, застревает в проеме, ранит себе бок, оставляя на белой двери безобразные пятна; до боли прижимает он к полу слабые лапки и, наконец, получает от отца спасительный пинок такой силы, что стремительно влетает в свою комнату.
Иначе говоря, отец сбрасывает с себя ярмо постылой ему зависимости от сына. Изнутри него наружу как будто вырывается подспудная, долго сдерживаемая и копившаяся на протяжение пяти лет ненависть к сыну. И вместе с этим сброшенным ярмом с отца спадает также благообразная маска его мнимой беспомощности, слабости, неприспособленности к жизни.
По необходимости вернувшись к службе и сделавшись банковским рассыльным, он стал «довольно-таки осанист», с гордостью носил синий мундир с золотыми пуговицами, не желая вылезать из него даже дома, «над высоким тугим воротником нависал жирный двойной подбородок»; черные глаза глядели из-под кустистых бровей внимательно и живо; обычно растрепанные, седые волосы были безукоризненно причесаны на пробор и напомажены» [184] . Теперь, после превращения сына в насекомое, его отношения с сыном сводились к досадливой гримасе, вызванной производимым насекомым шумом за закрытой дверью, да еще, пожалуй, к раздраженному вопросу: «Что он там опять вытворяет?» [185]
184
Та же, С. 146.
185
Там же, С. 134.
Когда Грегор Замза в облике насекомого вырывается из своей комнаты, превращенной в тюрьму опять-таки по молчаливому согласию родителей, отец беспощадно бомбардирует хоть и гадкое, но слабое и хрупкое тело сына яблоками, взятыми из фруктовой вазы. Одно из этих яблок застревает у него в спине и превращается в отвратительное и загнивающее месиво (никто из родных так и не отважился удалить его с тела Грегора Замзы) – вечно беспокоящую его и саднящую открытую рану. От близкой смерти Грегора, потерявшего сознание, спасла мать, умолившая отца не делать из сына врага.
Впрочем, если до этого эпизода насекомое могло свободно передвигаться по комнате и даже висеть по стенам и на потолке с помощью липкой жидкости, выделявшейся из его лапок, теперь Грегор Замза превратился в старого инвалида, с трудом переползавшего из конца в конец комнаты, страдавшего одышкой и перемогавшего боль.
Конечно, конфликт отца с сыном не такая уж большая редкость. Но вот отречение матери от своего ребенка – это уже вещь исключительная, почти немыслимая. Тем не менее зримая метаморфоза происходит также и с ласковой, любящей матерью Грегора Замзы. Она поначалу рвется или делает вид, что рвется, в комнату сына. Она кричит родным: «Пустите меня к Грегору, это же мой несчастный сын!» Да и сам Грегор Замза думает, насколько лучше бы ухаживала за ним мать с ее чутким материнским сердцем, нежели семнадцатилетняя девочка – сестра, совсем еще ребенок, взвалившая на себя груз ответственности не по годам. Однако нервную и слабую здоровьем мать не пускают к сыну отец и сестра, и она не слишком настаивает: приличия как бы соблюдены, можно вздохнуть с облегчением. Разве может она в чем-нибудь себя упрекнуть?! Так сын лишается матери.
Наконец, сестра Грета, которую Грегор Замза больше всех любит, ради счастья которой он служит на нелюбимой работе не жалея сил, предполагая уже в это Рождество сделать сестре подарок: заплатить за ее обучение в консерватории.
Сестра предает брата еще решительней, чем отец с матерью. С ней тоже происходят поразительные метаморфозы. В начале превращения Грегора Замзы сестра пока еще по привычке испытывает братские чувства. Даже с ужасным насекомым она удивительно деликатна, так как она считает насекомое братом. Она выставляет ему на выбор ряд кушаний, чтобы узнать вкус насекомого, в которого превратился ее брат. Она тихо закрывает дверь, зная по опыту, что тот не будет есть в ее присутствии. Догадавшись, что Грегор хочет смотреть в окно, сестра подвигает для его удобства кресло к подоконнику и раскрывает внутренние створки окна. Преодолевая отвращение, она убирается в его смрадной комнате, где пахнет гнилой едой, которую брат-насекомое предпочитает. Правда, со временем ее уборки становятся всё короче: она, задыхаясь от вони, распахивает окно и быстро, небрежно убирается.
Позднее, когда сестра устроилась работать в магазин, перед тем как утром пойти на службу, она «ногою запихивала в комнату Грегора какую-нибудь еду, чтобы вечером, независимо от того, притронется он к ней или – как бывало чаще всего – оставит ее нетронутой, одним взмахом веника вымести эту снедь» [186] . Вечерняя уборка свелась к формальности. «По стенам тянулись грязные полосы, повсюду лежали кучи пыли и мусора» [187] . Сестра специально оставляла грязь по углам, хотя отлично видела ее залежи. Грегор Замза забивался в эти углы, стремясь как бы упрекнуть сестру в равнодушии, но она уже не желала догадываться о его настроениях и вообще отбросила мысль о том, что это гадкое существо способно что-то чувствовать и понимать.
186
Там же, С. 152.
187
Там же.