Рефлекс змеи (Отражение)
Шрифт:
— Итак, сэр, — сказал инспектор с заученной протокольной вежливостью подозрительного копа, — это ваш фильтр?
Он открыл коробку и показал мне содержимое. Фильтр фирмы “Дерст” с привинченной к его верхней части короткой резиновой трубкой, которую обычно подсоединяют к крану.
— Похоже, — сказал я. — Похоже на то. А что с ним не так? Он же не может выделять газ.
Инспектор дал знак молодому человеку, который вынул из кармана пару резиновых перчаток и натянул их. Затем он взял фильтр — черный пластиковый шар величиной с грейпфрут с четким делением
— Внутри, — сказал он, — обычно находится фильтрующий картридж. Но, как вы видите, с этим конкретным фильтром дело обстоит по-другому. Здесь внутри находятся два контейнера, один над другим. Сейчас они оба пусты, но вот этот, нижний, содержал кристаллы сульфида натрия, а вот этот, — он выдержал паузу с прирожденным актерским чувством, — верхний, содержал серную кислоту. Наверняка здесь была какая-то мембрана, разделявшая содержимое обоих контейнеров... но, когда открыли кран, вода под давлением прорвала или растворила мембрану, и два реактива смешались. Серная кислота и сульфид натрия, перемешиваемые водой, — очень эффективный генератор сероводорода. Он будет продолжать выделять газ, даже если отключить воду. Предположительно, воду включил мистер Фолк.
Повисло долгое, многозначительное, гнетущее молчание.
— Итак, вы видите, сэр, — сказал инспектор, — это никоим образом не несчастный случай.
— Нет, — тупо ответил я. — Но я не понимаю... честно не понимаю... кто мог засунуть туда такую штуку... ведь нужно было знать, каким я пользуюсь фильтром, разве не так?
— И в первую очередь, что у вас вообще есть фильтр.
— Все, у кого есть проявочная, пользуются хоть каким-нибудь фильтром.
Опять молчание. Казалось, они ждут моего рассказа, но я не знал, что им сказать. Это не мог быть ден Релган... зачем ему утруждать себя и устанавливать такое устройство, когда пара лишних пинков могла меня запросто прикончить. Это не мог быть и Элджин Йаксли — у него времени не было. Это не мог быть никто из остальных, кому Джордж Миллес писал письма. У двух была старая история, давно прошедшая и забытая. Один все еще был у дел, но я ничего ему не сделал и вообще не говорил ему о том, что письмо существует. Это ни в коем разе не мог быть он. Он наверняка не стал бы убивать меня.
Что оставляло мне одно, самое неприятное объяснение — кто-то думал, что у меня есть нечто, чего у меня не было. Кто-то, знающий, что я унаследовал шантажирующие документы Джорджа Миллеса... и что я использовал некоторые из них... И этот кто-то желал помешать мне использовать еще какие-либо из них.
У Джорджа Миллеса в той коробке было определенно больше, чем я получил. Сейчас у меня не было сигаретной обертки, на которой Дана ден Релган написала свой список наркотиков. И у меня не было... чего еще у меня не было?
— Итак, сэр, — сказал инспектор.
— Никто не был у меня в коттедже с тех пор, как я пользовался проявочной в среду. Только моя соседка и налоговый чиновник.
Я замолчал.
— Что за налоговый чиновник? — прямо-таки вцепились они в меня.
— Спросите у миссис Джексон, —
Они сказали, что спросят.
— Она говорит, что он ничего не трогал.
— Но он мог видеть, какой тип фильтра...
— Это мой фильтр? — спросил я. — Выглядит вроде бы так.
— Возможно, — сказал молодой человек. — Но он должен был бы видеть его прежде. Оценить размеры. Затем он вернулся и... по моим подсчетам, на то, чтобы вынуть картридж из фильтра и заменить его пакетиками с реактивами, ушло бы не более тридцати секунд. Очень чистая работа.
— Джереми будет жить? — спросил я.
Молодой человек пожал плечами.
— Я химик, не врач.
Через некоторое время они ушли и забрали фильтр.
Я позвонил в больницу.
Никаких изменений.
Днем я поехал в больницу. Машину вела жена Гарольда, которая заявила, что я сам это делать не в состоянии.
Джереми я не видел. Я видел его родителей. Они были слишком вне себя от волнения, слишком обеспокоены, чтобы гневаться. “Вы не виноваты”, — говорили они, хотя я подумал, что позже они так считать не будут. Джереми был жив благодаря дыхательному аппарату. Дыхание его было парализовано. Сердце билось. Мозг был жив.
Его мать плакала.
— Не беспокойся так, — сказала жена Гарольда по дороге домой. — Он поправится.
Она уговорила знакомую дежурную медсестру наложить мне на лицо несколько швов. Из-за этого лицо стянуло хуже, чем прежде.
— Если он умрет...
— Не умрет, — сказала жена Гарольда.
Инспектор позвонил сказать мне, что я могу вернуться в коттедж, но что в проявочную мне заходить нельзя — полиция ее опечатала.
Я медленно обошел дом. Мне ничуть не полегчало. Физически разбитый, морально раздавленный, виноватый по уши.
Повсюду были следы полицейских розысков. “Чего уж удивляться”, — подумал я. Они не нашли те несколько снимков писем Джорджа Миллеса — они были у меня в машине. Они оставили в ящике кухонного стола коробку с пустыми с виду негативами.
Коробка...
Я открыл ее. Помимо тех загадок, которые я уже разгадал, оставалась еще одна, нерешенная.
Черный конверт с куском чистого пластика и двумя неиспользованными листами писчей бумаги.
“Может, — подумал я, — может, именно из-за них мне устроили эту западню с газом?..”
Но что... что же это?
Пусть это и не принесет добра, но я должен выяснить... и поскорее, прежде чем кто-нибудь устроит мне другую западню — и не промахнется.
Глава 18
Я снова попросил приюта у жены Гарольда и утром еще раз позвонил в Суиндонскую больницу.
Джереми жив. Изменений нет.
Я в мрачнейшей депрессии сидел на кухне у Гарольда и пил кофе.
Гарольд в сотый раз снял трубку, отвечая на очередной этим утром звонок, и протянул ее мне.
— На сей раз это не хозяина, — сказал он. — Это тебя.
Звонил отец Джереми. Мне стало нехорошо.
— Он хочет, чтобы вы знали... он очнулся.
— О...