Река цвета неба
Шрифт:
Лида, Лидия Михайловна, поселилась в том же доме вместе с Нюрой, часто видела её и хорошо знала. Встретившись, они любили побеседовать на злободневные темы – почему вдруг отключили горячую воду на несколько дней, почему новые лифты оказались такими никудышными, что ломаются чаще прежних, почему цены всё растут и растут, вот раньше, помнишь, даже погода была другой, лето – летом, зима – зимой, а сейчас иной год и не поймёшь, то ли осень на дворе, то ли весна, потому что, ты погляди только – декабрь, а газоны позеленели, и почки на сирени набухли.
Так
Была Нюра маленькой, худенькой, шустрой, с мелкими, правильными чертами лица, вечно одетая в какую-то тёмную, балахонистую одежду, в какие-то немыслимые халаты, фартуки и бесформенные куртки, а на голове платок, будто один и тот же всегда, и кудряшки светлые из-под него выбивались.
В последние годы в ДЭЗе стали выдавать спецодежду – аккуратные, по размеру, летние и зимние комплекты, состоящие из брюк и куртки, которые, как правило, были ядовитого зелёного цвета с желтой надписью на спине ДЭЗNo.
Нюру редко видели в другой одежде. Однажды летом, в районной поликлинике, её, в лёгком светлом платье, Лида просто не узнала – прошла мимо симпатичной, миниатюрной женщины средних лет, а оглянулась – Нюра.
Анна Павловна, так красиво звучало её полное имя.
Жила Нюра с мужем, который несколько лет назад перенёс инсульт, ходил с трудом, и вся забота и уход за ним легли на её плечи. Их единственный сын вырос, окончил институт, а потом, познакомившись с девушкой-узбечкой, уехал к ней, женился и остался там, в далёком, незнакомом городе, и детей своих, мальчика и девочку, назвал красивыми, но чужими для Нюры именами.
Мысли о сыне и внуках, которых Нюра видела лишь в их редкие и недолгие приезды в гости, эти мысли всегда были горькими, и всегда заканчивались одинаково – сердечными каплями. Приехать к сыну в тот далёкий город Нюра не могла, интернетом не пользовалась, телефонные разговоры были недёшевы, а тоскливая, щемящая жалость не давала дышать, и Нюра переводила сыну всю свою зарплату уборщицы.
– Ничего, нам и двух пенсий хватает, – говорила она Лиде и добавляла, – да и много ли нам надо.
Дом, в котором они жили, вместе с другими, такими же большими высотными домами, образовал на окраине города микрорайон, окружённый многочисленными гаражами. Здесь, в гаражах, прижились бездомные собаки, в основном беспородные дворняжки, которых в народе называли дворянин, от слова двор.
По утрам, в поисках еды, собаки из гаражей кружились около помоек. Однажды одна из них оказалась рядом с Нюрой, которая в это время подкатила к контейнеру тележку с отходами.
Это был крупный, похожий на овчарку, пёс серебристо-серого окраса, с умной мордой, глубокими карими глазами и с длинным, сбившимся в клочья хвостом. Пёс встал неподалеку и, задрав нос, стал принюхиваться.
– Подожди, подожди, сейчас.
Нюра подняла брезентовую накидку, прикрывавшую отходы, и стала копаться в них в поисках чего-то подходящего. Хорошо, что на руках были толстые рукавицы, а то ведь и стёкла некоторые выбрасывают в мусоропровод. Наконец, она вытащила прозрачный пакет, в котором
– Пахнет нормально, – она отошла к стоящей рядом берёзе и, положив пакет на землю, открыла его, – ну иди, ешь.
Пёс поводил носом, приблизился и начал жадно есть.
Нюра знала, когда собаки едят, подходить и тревожить их нельзя. Она встала в стороне, наблюдая за завтраком нового знакомого, продлившимся буквально мгновение. Пёс облизывался и не уходил.
– Ещё хочешь?
Собака, словно поняв вопрос, вновь облизнулась.
Нюра поправила рукавицы, и, подойдя к тележке, стала перебирать мусор. Показался кусок колбасы, вытащила его. Пёс стоял рядом, ждал и взял угощение аккуратно, как дворянин. Съел мгновенно, а потом завилял хвостом и тявкнул:
– А-а-ав! А-а-ав!
– Молодец, поблагодарил. Можно тебя погладить?
Хвост собаки закрутился быстро, быстро, а на симпатичной мордочке расцвела улыбка.
– Ты хороший, хороший! – Нюра погладила собаку. – Как же тебя звать? Ты ведь не скажешь. Назову тебя Орлик. Как тебе это имя?
– А-а-ав! А-а-ав! – хвост вновь радостно закрутился.
– Ну вот и славно, Орлик. Приходи сюда вечером, я покормлю тебя. Придёшь?
– А-а-ав! А-а-ав!
Иногда отходы из мусоросборников в подъездах приходилось вывозить два раза в день, это было обычно в августе, сентябре, когда наступала пора арбузов, дынь, других фруктов и овощей. Вечером, закончив вторую смену, как говорила Нюра, она приготовила для Орлика целый пакет угощения, это были обрезки свежего мяса без костей – настоящее лакомство для собаки.
Орлик уже сидел у берёзы и ждал, а увидев Нюру, вскочил, подбежал и лизнул ей руку.
– Ты умница, Орлик! – Нюра положила перед собакой еду.
И вновь, как в прошлый раз, куски мяса исчезли молниеносно.
– Вот ещё что, специально для тебя купила, – Нюра достала из сумки пакет кефира и миску.
Ах, как он обрадовался, как взахлёб выпил весь кефир, а потом стал так активно вылизывать пустую миску, что она переворачивалась как футбольный мяч.
– Я думала тебе на два раза хватит. Ладно, пей до конца, – Нюра вылила в миску оставшийся кефир. – А теперь, Орлик, пойдём погуляем в парке, ты же бегал здесь, знаешь. Поводок я не взяла, и ты должен меня слушаться.
А он и слушался! Слушался с радостью, не убегал, не отходил, а шёл чётко рядом, слегка прижимаясь к ноге и с улыбкой поглядывая время от времени на нового друга.
После прогулки Нюра привела Орлика домой, отмыла его, шерсть стала мягкой, а хвост пушистым. Утром они пошли на работу вместе. Орлик был рядом, когда Нюра мыла пол в лифтах и на этажах, когда мыла лестницы у подъездов, когда подметала тротуар и когда катила тележку с отходами.
Закончив все дела, она покормила Орлика и позвала домой, но сегодня домой он не пошёл, а улёгся у двери, ведущей в небольшое помещение, где находился мусоросборник. Здесь было чисто и тепло. Нюра постелила в углу старое одеяло, и Орлик понял – это его место. Иногда он ночевал здесь, иногда у Нюры, иногда бегал несколько дней неизвестно где, но возвращался всегда.