Река жизни
Шрифт:
К 632 году, спустя всего пять лет после смерти Магомета, его религию стали исповедовать персы, после чего она с необыкновенной быстротой распространилась повсюду. Уже к VIII веку мусульманский мир простирался от Индии и Центральной Азии до Северной Африки и Испании. Вместе с исламом — религией, которая предусматривала, что каждый верующий в состоянии читать и понимать коран, — получила распространение новая, арабская культура и новый литературный язык — арабский.
Ранние мусульмане страстно тянулись к знаниям, их привлекали естественные науки и медицина. Учения ислама с истинно религиозным рвением поощряли этот интерес: «Науки освещают дорогу в рай. Впитывай знания даже из уст неверного. Чернила ученого священнее крови мученика».
В
В то время как Европа ощупью пробиралась сквозь раннее Средневековье, арабская наука дала миру цифры, используемые и поныне, алгебру (аль жебр) и символ «0», которые были заимствованы из индийской математики, тригонометрии и химии.
Великие медики мусульманского мира — как евреи, так и арабы — были одаренными и искусными врачевателями. Однако господствовавшие религиозные догмы категорически запрещали вскрытие человеческих трупов, поэтому анатомические исследования, равно как исследования крови, по существу, не производились. По крайней мере такое впечатление складывается при знакомстве с дошедшими до нас манускриптами. Возможно, разумеется, что были достигнуты кое-какие успехи, о которых нам, к сожалению, неизвестно. На западные языки была переведена лишь небольшая часть арабских трудов по естественным наукам и медицине, причем они касаются в основном вопросов, связанных с греческим наследием. Значительное число оригинальных работ и арабских переводов с персидского, греческого, санскрита и других языков практически забыто.
Этот поистине необъяснимый пробел в наших знаниях стал особенно заметным в 1933 году, после того, как появился перевод книги верховного врача Египта Ибн-ан-Нафиса, относящейся к XIII веку. Ибн-ан-Нафис резко выступал против ошибочного мнения Галена, будто бы кровь попадает из правой половины сердца непосредственно в левую через поры в перегородке, разделяющей желудочки.
Этот выдающийся арабский ученый, к сожалению, почти неизвестный западному миру, с завидной точностью проследил путь крови из правой половины сердца в легкие, где она подвергалась аэрации, а затем обратно — в левую половину сердца. Это описание малого круга кровообращения, появившееся, вероятно, в результате исследований на животных, на триста лет предвосхитило аналогичное «открытие» ученых Запада. Будь оно известно своевременно, это открытие оказало бы неоценимые услуги более поздним исследователям кровообращения.
На Ближнем Востоке и в Палестине, на путях крестовых походов, происходили столкновения не только армий, но и культур. В Испании арабская культура, с характерной для нее сетью университетов и огромными книгохранилищами, столкнулась с христианским миром. Европейцы, в те времена опутанные тенетами догматической медицины и религиозного мистицизма, под сильным влиянием естественных наук и медицины арабов заново открыли для себя свои же прежние достижения, но уже обогащенные мусульманами. Так, после многовековой «ссылки», классическая наука, в свое время выкорчеванная с корнем и изгнанная, вновь начала
Возвращением к классической науке Запад в немалой степени обязан карфагенскому врачу по имени Константин, жившему в начале XI века. По всей видимости, Константин не достиг особых успехов в лечении болезней, но как путешественник он получил широкую известность. Около 40 лет бродил он по арабскому миру, изучая медицину, занимаясь чтением и коллекционированием книг. Вернувшись наконец на родину, Константин обнаружил, что его персона крайне непопулярна среди соотечественников. Земляки с крайним недоверием отнеслись к человеку, столько времени проведшему среди иностранцев, и решили попросту убить его. С огромным трудом Константину удалось спастись. Он тайно пробрался на корабль, который отправлялся в Салерно, и, прикинувшись нищим, нашел в этом городе ненадежное убежище.
Однажды некий восточный принц, посетивший Салерно, несмотря на маскировку, узнал Константина и представил его местному двору. Видного ученого-путешественника осыпали почестями, но придворная жизнь не привлекала карфагенца, и в конце концов он удалился в монастырь бенедиктинцев в Монте Кассино. Там Константин посвятил себя переводам работ классиков медицины с арабского языка на латинский. Эти переводы стали достоянием салернской медицинской школы, которая быстро превратилась в научный центр и приобрела репутацию первого медицинского учебного заведения на Западе.
Сведения по медицине, которые удалось почерпнуть из арабских рукописей, столь превосходили схоластические медицинские доктрины, господствовавшие в Европе, что они полностью утолили жажду новых знаний. Пожалуй, именно поэтому ученики салернской школы не создали ничего нового — их вполне удовлетворяло ознакомление с достижениями врачевателей древней Греции и тщательное изучение их.
В конце XI века, когда Альфонс VI, король Кастилии, захватил у мусульман Толедо, в руки христиан попала другая сокровищница арабских рукописей. Толедо — огромный мавританский город, центр естественных наук и медицины мусульман, славился своими превосходными библиотеками, а также целой плеядой крупнейших ученых-лингвистов. В конце XII столетия в Толедо прибыл выдающийся ученый Жерар Кремонский. Изучив арабский язык, он начал работать в местных библиотеках, и там ему удалось сделать поистине сказочные открытия.
Из числа своих верных учеников и последователей Жерар подготовил переводчиков. Не прошло и нескольких десятилетий, как эти люди вернули Западу уцелевшие труды Аристотеля и Евклида, а также многие неизвестные доселе работы Галена и Гиппократа.
Итак, почти через тысячу лет после смерти Галена его труды, равно как и работы его знаменитых предшественников, вернулись в пробуждавшуюся Европу. И хотя в этих рукописях, тщательно разработанных и дополненных за долгие годы арабского владычества, содержались явно ошибочные и устаревшие сведения, для европейцев они не потеряли своей новизны и свежести.
С точки зрения догматов ортодоксальной церкви, учения Галена и Аристотеля были вполне приемлемы. Одной веры и божественного откровения уже было недостаточно для ответа на вопросы, выдвигаемые астрономией, космологией и биологией. Да и болезни все труднее стало относить целиком к компетенции религии, которая в качестве средства исцеления предлагала лишь веру. Перед лицом все возраставших трудностей церковь вынуждена была одобрить учение Аристотеля. Положения Аристотеля о том, что земля — это центр Вселенной, а человек — средоточие жизни, полностью соответствовали христианскому учению. По аналогичным мотивам церковь одобрила медицинские труды Галена, который проповедовал гуморальную доктрину Гиппократа и разделял его мысль о том, что тело — всего лишь сосуд, содержащий душу.