Рэкет по-московски
Шрифт:
— И много получил? — заговорщически подмигнул Серега.
— Много, больше тысячи рублей. И еще продукты.
— Дефицитные? — опять подмигнул Серега.
— Слушай, я серьезно говорю, — набычился Фомин. — Теперь как жить дальше, не знаю. Из армии недавно пришел, весной, — начал рассказывать Юрка. — Потом подрядился объявления клеить…
— На стройку хочешь поехать? — перебил Серега. — Где живешь, в общаге?
— У знакомой живу, а прописан на Таганке.
— Э-э… Не наш район. — Серега выдвинул ящик стола и выудил оттуда потрепанный
— Ты, я вижу, уже устроился, — встал Фомин. — Будь здоров, комсомолец! — и вышел, хлопнув дверью.
— Дурак какой-то, — бросив обратно в ящик телефонный справочник, пожал плечами Серега. — Ходят всякие шизики…
После тишины райкома улица оглушила шумом автомобилей. Влившись в поток по летнему пестро одетых людей, Юрка направился к дому Светланы. Честно говоря, инструктор райкома комсомола по сравнению с попом проигрывает. Священник себе цену знает, не панибратствует, но и не отказывает во внимании, по-своему пытаясь понять и объяснить, что делать дальше. Убежденности в правоте и полезности своего дела у него, чувствуется, больше. Не заорганизованный он, к другому священнику не подумал послать, расспросив о прописке.
На глаза попалась знакомая вывеска «Вино». Фомин пересчитал деньги, оставленные ему для закупки продуктов, и встал в очередь. Разве он не человек, не имеет права выпить?
Когда вернулась с работы Светлана, бутылка была наполовину пуста. Юрка ждал от любимой упреков, осуждения, боясь самому себе сознаться в желании затеять хотя бы маленький скандал, позволяющий наконец выяснить, что она решила делать дальше. Ее молчание угнетало, выводило из себя, заставляло мучиться целыми днями, пока Светлана отсутствовала. Почему, ну почему не слышит ни слова упрека, почему она делает вид, что все по-прежнему.
Светлана села напротив него, отставила в сторону недопитую бутылку, посмотрела в глаза. Он не выдержал и отвернулся.
— Стыдно? — она протянула руку и повернула его лицо к себе. — Мучаешься?
— Ну, если и мучаюсь?
— Вставай! — она решительно поднялась и взяла его за плечо. — Пошли. В милицию! Расскажешь там все. Хватит жить в вечном страхе. Что будет, то и будет.
— А если меня посадят? — Юрке стало жалко себя, не хотелось никуда идти, говорить о себе чужим, незнакомым людям. — Может, завтра сходим, а?
— Нет, — отрезала она. — Посадят так посадят. Один ты тут с ума сойдешь. Если захочешь потом ко мне вернуться, я тебя ждать буду, клянусь. Вставай, Юра, ты же мужик, надо же когда-то решиться? Глебу ты звонить не хочешь, в милицию идти с повинной не хочешь, так что же будет? Собираешься вести жизнь крота? Человек по земле свободно должен ходить, гордо. Вот и верни себе и мне самого себя, пошли…
Боясь, что он передумает и вернется, Светлана вела его к отделению милиции проходными дворами. Разрубить узел, в который завязались его проблемы, она твердо решила сегодня.
Когда подошли к отделению, Юрка нерешительно остановился. Она подтолкнула его в спину, заставив войти в помещение дежурной части. За барьером, отгороженный от посетителей плексигласом, сидел дежурный — старший лейтенант лет сорока с широким, добрым лицом. Рядом с ним лежала фуражка. Увидев вошедших, он тут же надел ее, придав себе строгий вид человека, находящегося «при исполнении». Ему было жарко, маятно, впереди беспокойный вечер и долгая ночь, в течение которой неизвестно что могло произойти на обслуживаемой территории, и только утром — смена. Появление заявителей он воспринял без энтузиазма.
— К вам можно обратиться? — спросила Света.
— Слушаю. Что у вас? — на всякий случай подвинув поближе шариковую ручку, ответил старший лейтенант.
— Вот… — Светлана потянула за рукав Фомина.
Юрка переминался с ноги на ногу и молчал.
— Я слушаю, говорите, — поторопил дежурный. — В чем дело?
— Хочу сделать заявление… — наклонившись и чуть не сунув в окошечко голову, запинаясь, произнес Фомин.
— О чем? — поднял брови дежурный, подозрительно втягивая в себя ноздрями воздух.
— О себе, — пояснил Юрка. — Я с повинной пришел.
— Самогонщик, что ли? — усмехнулся старший лейтенант.
— Я? — удивился Фомин. — Не, я не самогонщик.
— Тогда говорите яснее, гражданин, — посуровел дежурный. — Что вы совершили? Какое преступление?
— Преступление? — озадаченно переспросил Фомин. — Я не преступник, вернее, преступник не я… Я скорее всего дурак.
— Дураки не по нашей части. Для них существуют психбольницы, — оборвал его дежурный. — Скажите, гражданин, вы сегодня выпили?
— Немного, но это не имеет отношения к делу.
— Имеет, — отрезал старлей, вытирая скомканным платком потную шею. — У вас что-нибудь украли?
— Да нет же, нет… — пытался объяснить Юрка.
— Я спрашиваю, с вами или вашей подругой что-нибудь случилось? — гнул свое дежурный.
— Не случилось. Вернее, случилось, но только со мной. Я заблудился в жизни и теперь пришел к вам.
— Очень хорошо, — терпеливо согласился дежурный. — Правильно, что пришли. Но надо было это сделать в трезвом виде, а не после возлияния. Пора кончать с уродливым явлением.
— Извините, — сникая, почти прошептал Фомин.
— Девушка! — привстал со стула дежурный. — Забирайте приятеля и ведите домой, чтобы больше не заблудился. Если надо, пусть проспится и завтра трезвый придет. Забирайте, забирайте, не то я сейчас его в вытрезвитель отправлю!
— Как вы так можете! Его надо выслушать! — оттолкнув Юрку от окошечка, попыталась урезонить дежурного Светлана.
— Девушка, я могу передумать! — с жесткой улыбкой пригрозил старший лейтенант. — Уводите, пока я добрый. Сирин! — приказал он милиционеру, стоявшему у дверей. — Проводи граждан.