Рекламный трюк
Шрифт:
Однако как бы ни было интересно дело Боярова, а ситуация вокруг Яны Ружевич и ее разрешение — важнее.
На электронных часах выстроились нули. Полночь. Что-то долго нет вестей от группы Сереброва. Каменев бросил взгляд на экран ноутбука, где были высвечены расписание движения электрички и карта-схема ее пути с прорисовкой окрестностей.
По расписанию электричка уже должна пройти Дымы и теперь приближается к платформе Русакове. А дальше идет Куликово — уж не там ли антиподы задумали устроить свое мероприятие? Если они руководствуются символическими соображениями, то возможно. Куликово
Но с тактической точки зрения Куликово плохо подходит для такой операции. Там вокруг платформы открытое пространство и нельзя ни приблизиться к ней незаметно, ни спокойно уйти — перестреляют, как зайцев.
То ли дело Русакове. Идеальное место для атаки антиподов. Вокруг лес стеной, деревья аж на платформу забираются. И за любым из этих деревьев может стоять вооруженный бандит. Если их много, то группа Сереброва на этой станции попадет в самую настоящую западню. Не рой другому яму, называется.
Но вся беда в том, что таких идеальных мест на Белогорской линии наберется еще с десяток. Да ведь и неизвестно, какими критериями руководствовались антиподы, выбирая место для операции. Пути подъезда, например. В Русакове скрыться в лесу легко, вот убраться из этого леса трудно, если милиция вовремя перекроет дороги.
Черт возьми, почему же молчит Серебров?! Неужели они так и будут переть по этой злосчастной до самого Белогорска?
41
После Загородной электричка опустела, как и было обещано. Причем настолько опустела, что группа Сереброва, рассредоточенная по всем вагонам, стала выглядеть подозрительно в силу самого факта своего присутствия. Хотя включала она всего двенадцать человек.
Еще через три остановки пассажиров осталось меньше двух десятков. Причем если бы Серебров сидел не во втором вагоне, а в третьем, то он бы очень удивился, узнав в одном из пассажиров следователя прокуратуры Туманова.
В первом вагоне ехал дознаватель городского управления внутренних дел Сажин, которого вообще никто в лицо не знал. Ростовцев тоже находился поблизости — в затемненной кабине машиниста. У него была своя версия насчет того, что задумали похитители. Инспектор заподозрил поездную бригаду то ли в соучастии, то ли в том, что они и есть главные преступники. А заподозрив, рассудил, что если он будет сидеть в кабине, показав предварительно машинисту свое удостоверение, то ничего не произойдет — и тогда этим машинистом, а также его помощником вплотную займется вся следственно-розыскная группа.
Впрочем, на этой своей версии Ростовцев не слишком настаивал, вел себя с поездной бригадой непринужденно и внимательно смотрел по сторонам.
Что касается розыскной группы, находящейся в подчинении у Ростовцева, то она тоже была задействована — розыскники ехали на служебной машине без опознавательных знаков по шоссе параллельно железной дороге.
Но где-то перед Дымами железная дорога и шоссе отошли далеко друг от друга, а между ними стеной встал лес. И вот уже целый час не происходило ничего необычного, а монотонность поездки притупляла внимание.
Но все-таки и милиционеры, и оперативники «Львиного сердца» напрягались каждый раз, когда вдали показывалась очередная станция. И перед Русаковым они тоже приготовились к отражению атаки, если таковая случится.
— Русаков, следующая Куликово, — пробормотал машинист в микрофон, еще не зная, что до следующей остановки поезду добраться не суждено.
Серебров во втором вагоне усмехнулся — он тоже подумал про Куликово поле.
А дальше все происходило одновременно — словно время остановилось, и всем действующим лицам показалось, будто огневой контакт длился долго, очень долго. Слишком много всего произошло за эти несколько секунд.
Гена бросил гранату первым и в мандраже попал немного не туда, так что сам чуть не подставился под осколки. Рвануло не перед платформой, как предполагалось, а на самой платформе, у знака «Остановка первого вагона». Но бензин, разлитый в той стороне, вспыхнул все равно и заставил взорваться бутылки, стоящие там же. Казанова мог бы не бросать свою гранату — но чека уже была вырвана, куда же ее девать?
Предполагалось, что от этих взрывов никто не пострадает, а просто машинист и помощник испугаются, залягут на пол, и им будет не до закрытия дверей.
Но обе гранаты легли не там, где надо — в результате помощника машиниста тяжело ранило, а Ростовцева посекло осколками стекла, и глаза его залила кровь. Машинист пострадал меньше всех, но тоже рухнул на пол, громко крича.
Во втором вагоне все машинально обернулись на грохот взрывов. Алиса, забыв про уговор не доставать оружие, пока антипод не зайдет в вагон или не вызовет ее из вагона, выхватила пистолет и, бросив сумку, метнулась к открытой двери.
Оперативник Слава тоже не выдержал и вскочил с места, бросаясь на помощь девушке. Пистолет мгновенно оказался в его руке, но Казанова уже строчил из автомата по окнам. Он вел огонь поверх голов сидящих людей, но вскочившему оперативнику снес половину черепа — то есть сделал то, чего все время боялся… Убил человека.
Крокодил был уже на платформе и стрелял из двух пистолетов. Алиса не успела сделать ни единого выстрела, а в нее уже попало четыре пули. С трех метров промахнуться трудно, и Гена своими выстрелами последовательно вырубил обе ее руки и обе ноги. Одновременно он с левой руки палил из гладкоствольного самопала вдоль платформы. От этих выстрелов вспыхнул бензин у хвостовых вагонов, по платформе пробежала полоса огня, загрохотали, взрываясь, бутылки-и остался только коридор между лестницей и задним тамбуром второго вагона. Все остальное потонуло в огне.
Крокодил все еще продолжал двигаться вперед в безотчетном стремлении захватить сумку — а Серебров, укрывшийся за сиденьями, уже был готов свалить пулей любого, кто войдет в тамбур. Но тут Казанова не своим голосом заорал:
— Нас предали! Уходим!
Причем здесь «Нас предали», осталось тайной. Но не все ли равно, что кричать в такой ситуации. Главное, чтобы партнер просек главный смысл.
Крокодил его просек, и как раз в этот момент Алиса свалилась ему на руки. Держа девушку под мышки, он стал отходить к лестнице, тем более что огонь с обеих сторон приблизился к нему вплотную и жар сделался нестерпимым.