Рекомендация
Шрифт:
Но протекло время, и стихи ушли вместе с молодостью, уступив место прозе. И тут наступил поиск средств, могущих «воспроизвести во всей красоте» того самого толстовского героя – правду.
Проза «в третьем лице» пугала меня. Относительность подавляющего количества суждений, которую я ощущал постоянно, приводила к тому, что даже непреложные истины типа «Волга впадает в Каспийское море», в моих устах почему-то выглядели так: «Волга, как мне кажется, впадает в Каспийское море. Впрочем, я не настаиваю».
О какой позиции господа-бога можно тут говорить?
Для объективной прозы еще не пришло время. Мне только предстояло самостоятельно вывести несколько истин, в которых я был бы абсолютно уверен, а пока все утверждения выглядели достаточно субъективными. И я пошел по пути прозы «от первого лица», спрятавшись от ответственности за плечами героя и снабдив его к тому же шутейной маской простачка.
Потом были другие герои и другие манеры, но дальше промежуточного этапа, каким является проза «в третьем лице», написанная с точки зрения одного героя, я пожалуй, не продвинулся.
Я не утверждаю, что все написанное казалось мне плохим. Если я, казалось – не писал бы. Однако, некоторая неудовлетворенность не покидала меня. Хотелось высказаться от себя лично – так, как я привык делать это в стихах – а не рядиться в чужие одежды.
Проза В. В. толкнула меня в этом направлении.
Дело в том, что элемент обмана, о котором я уже упоминал и который необходим литературе, в прозе В. В. был сведен к минимуму. Чувствовалось, что герои и обстоятельства его последних книг не выдуманы, хотя небольшие сомнения, которые я хотел рассеять при личной встрече, у меня все же имелись. Я совсем не против вымысла – упаси боже! – но все же, что может быть правдивей описания реальных людей и реальных событий? Сама жизнь подтверждает каждую твою строчку, а тебе остается лишь заботиться о правдивости передачи своих «индивидуальных чувств и переживаний».
Так я думал, пока сам не попробовал писать по методу В. В.
Снова рискуя впасть в банальность, напомню, что любое, даже самое фантастическое сочинение может относиться к литературе лишь в том случае, ежели оно каким-то боком отражает реальность. Никому нет дела – выдумал ты или списал с натуры – лишь бы это было правдиво. Однако, природа фактов, встречающихся на жизненном пути, бывает разной. Одни из них вовсе не просятся на бумагу, другие будто умоляют подправить себя, хотят трансформироваться (иногда до неузнаваемости) зато третьи упрямо заявляют: «Надо написать, как было. И только так».
Как бы ни была бедна жизнь, в ней непрестанно происходят разные вещи, дающие пищу для размышлений, сопоставлений и выводов. Собственно, главное в прозе В. В. – это именно его размышления и оценки, а совсем не экзотика путешествий. Он сознательно избегает экзотики. Вот и в моей, не очень богатой внешними событиями жизни случалось кое-что такое, что требовало записи «как было».
Меня интересовали некоторые технические, а также этические стороны метода В. В.
– Вы ничего не выдумываете из того, что написано в ваших книгах? – спросил я, когда мы остались наедине.
– Ничего, – твердо ответил В. В.
Конечно, это касалось событий, героев, действия. Оставался огромный простор для ассоциаций, интерпретации, отношения и проч.
– А имена героев изменяете?
– Нет, – сказал В. В.
Мне сразу вспомнились некоторые персонажи книг В. В., выведенные, как говорится, с такой жесткостью и непримиримостью к подленьким и мелочным их натурам, что будь я на месте этих людей, я, должно быть, утопился. Во всяком случае – сменил бы фамилию.
– И не обижаются? – осторожно спросил я.
В. В. хмыкнул.
– Не то слово. Бывает, ненавидят… А что поделаешь? Если работаешь таким способом, приходится н это идти. Издержки производства… У вас тоже есть склонность к такой прозе, так что запасайтесь мужеством, – улыбнулся В. В.
Уровень жидкости в бутылке достиг лежащего спичечного коробка. В. В. прогнал меня из комнаты, сказав, что не может написать двух слов, если рядом кто-то есть. Это мне было понятно. Я ушел в прихожую, а В. В. сел писать рекомендацию.
Бодро стучала машинка. Армянская жидкость хозяйничала в голове. Я разглядывал огромную карту Санкт-Петербурга, висевшую на стене в коридоре, читая старые названия знакомых улиц.
«Улицам имена изменили, героям – не меняют…» – вертелось почему-то у меня в голове.
Я подумал, что мне чертовски сложно будет овладеть методом В. В. Трудно, но можно написать о себе и признаться в собственной слабости, малодушии и даже подлости. Но печатно назвать подлецом другого человека – да что там назвать! не в ругани дело! – раздеть его на людях, показать его глупость, чванство, мелкую душонку, как делает это В. В. с иными из своих героев – нет, на это я не способен. Увы!
– Вы не помните, как звучит римская поговорка? – крикнул из комнаты В. В. – Что позволено Юпитеру, то… Что?
– То не позволено быку, – отозвался я.
В. В. застучал дальше.
«Вот именно – не позволено быку, то что позволено Юпитеру! Для того, чтобы писать прозу В. В., надо обладать его характером. Обтекаемость и стремление сгладить углы здесь не пригодятся. Придется изобретать свой метод. Или хотя бы вариацию его метода».
Так думал я, глядя на местоположение бывшей Миллионной, ныне улицы Степана Халтурина.
Я зашел во вторую комнату квартиры. Она была совсем маленькой. Здесь тоже стояли тахта и письменный стол. Рядом с тахтой на полу я увидел три пачки книг. Одна из них была распечатана. Я достал книгу из пачки. Это была та самая книга московского издательства, которую В. В. мне не подарил.
Желание во что бы то ни стало получить ее себе в собственность вдруг овладело мною с необычайной силой. Всему виной был очевидно армянский напиток.
Мысль моя стала лихорадочно работать. Взять? Нехорошо как-то. Некрасиво… Да вон их сколько! Три пачки! А сказал, что мало… Ну и что? Какое тебе дело? Не подарил – значит, не хотел… Взять! Почитаю, потом отдам!
Но как? Сунуть в портфель – невозможно, он стоит в другой комнате, где В. В. расписывает мои положительное качества. За пазуху – будет видно, книжка довольна толстая.