Рекреация
Шрифт:
2. ВОЗВРАЩЕНИЕ В МИР
Сначала внизу ползло зеленое марево залитого солнцем леса, с редкими ниточками нестерпимо блестевших рек и пятнами заброшенных, зарастающих бурьяном деревень. Вскоре и эти бурые раны на теле тайги перестали попадаться. Вместо них на горизонте, как признак некого пристанища злых сил в этом прекрасном краю, начало расползаться безобразное пятно сизого смога.
– Столицу видно издалека! – веско произнес Женька, словно говорил о чем-то великом. Хотя, в принципе, разве не было величия в этом грандиозном, загаженном обиталище миллионного людского стада?
Леса внизу
– Все по-прежнему, – горько заявил Серега и задвинул боевую шторку на иллюминаторе. – Как ты живешь, каждый день глядя на эту гадость?
Женька с превосходством усмехнулся:
– Эх, брат, отстал ты от жизни! У меня в окне вместо стекла специальные прозрачные экраны, на которых компьютер может изобразить любой пейзаж. Какой захочешь!
Вертолет стало бросать на частых восходящих потоках. Они развернулись и лихо ухнули вниз. Лобанов открыл дверь, впустив внутрь запах гари, выхлопных газов и протухших яиц. Пол стукнул им по пяткам: они сели. Вертолет стоял на большой бетонной площадке. Слева и справа тянулись ряды массивных гаражей-ангаров. За ними, а также впереди возвышались неказистые угрюмые здания.
– Вылазь! – крикнул Женька, выпрыгнувший первым. – Сегодня можно пробежаться налегке: радиации – минимум.
Кременецкий выбрался на бетон под четкий круглый диск солнца. Вокруг, если взгляду не мешали здания, от зенита к горизонту синее небо быстро серело от смога. Серега посмотрел на выщербленные серые стены корпусов, которых черт знает сколько не касалась рука человека. Тот, что стоял справа, казался необитаемым: верхушка его была снесена в незапамятные времена взрывом. На фоне неба высились тонкие стены, ободранные, с торчащими прутьями арматуры. Однако внизу, на втором, первом и множестве подземных этажей кипела жизнь, он знал это. Здание вело напряженную войну со всем миром сразу, тайную и сложную. А когда-то здесь учили людей. И он учился здесь… тридцать лет назад.
– Ладно, пойдем, пока не расплакался, – Женька потянул его за рукав. – Нужно торопиться.
Они сидели в генеральском кабинете, Женька курил, а Серега листал дела убитых и пропавших друзей. Лобанов уже успел переодеться в серую униформу с большими генеральскими кругляшами на мягких погонах.
– «Безумный, безумный, безумный мир». Помнишь такой фильм? Очень наивное у них было представление о безумности мира. Мы еще больше ослаблены, Серж. В весенних боях казахи сбили четыре наших самолета. Сейчас они переключились па борьбу с урожаем, поэтому у нас передышка и время для накопления сил. Комми, то есть Советы, крепко завязли на Западе, с ними теперь только пограничные конфликты. Китай также воюет сам с собой. Саха – пока лояльна. Американские штаты воюют друг с другом в самых разных комбинациях. Франция грызется с Испанией, та изнемогает в борьбе с португальскими партизанами. Румыны разбили по очереди греков, итальянцев и венгров, захватив треть Балкан. А теперь брось бумажки и слушай: именно венгры, по нашим данным, применили «супероружие» против румынской армии. Тебя доставят на самую мирную территорию в том районе, на Корсику. Увы, никуда ближе я тебя добросить не могу: риск возрастает с каждым лишним километром на север. Тебе придется добираться самому. Помни: то, что ты должен узнать, есть вопрос жизни и смерти для пас и нашей с тобой страны. Если Советы, которым до Венгрии рукой подать, заимеют плазменную пушку, нас они раздавят первыми. Усек? Серега покачал головой:
– Это мне объяснять не надо. Тогда все просто, мне уже не отказаться никак, ведь я не хочу умирать в концлагере… Давай перейдем к делу. Кто я буду такой?
– Мы решили сделать из тебя шведа, который сбежал со своего голодного полуострова и стал бродягой. Паспорт уже готов, засален и потрепан настолько, насколько это возможно для пластиковой бумаги.
– Слушай, если я правильно помню, шведов в Европе не любят по-крупному. Лучше уж быть сибирским капитаном-шпионом, чем парнем, из кожи которого все хотят сделать десяток перчаток для богатых дам.
– Кто не рискует, Серега, умирает в пошлой старости без греющих сердце воспоминаний. В Венгрии и Австрии плевать на твою национальность, там другие фишки. Зато на твое шведство будут смотреть гораздо менее косо, чем на какое-нибудь бразильское или австралийское подданство. Кроме того, у тебя будет еще одна бумажка – старое доброе Женевское удостоверение о «европейском» гражданстве. К сожалению, его чаще всего придется прятать как можно глубже, чтобы не пристукнули на месте, но я надеюсь на твой богатый опыт.
– В конце концов, сейчас, особенно в Европе, шансы быть пристукнутым хорошие у всех, кто умеет ходить.
– Оставь свой черный юмор при себе, мне нужны жизнерадостность и оптимизм, а мысли о смерти пожелаем нашим врагам. Ага, вижу, к нам идет Лида, – Лобанов понизил голос, словно боялся, что тот услышит свою кличку, которую жутко ненавидел, прямо сквозь стены. – Извини, по с тобой будет работать он, потому что мне позарез нужно заниматься другими делами.
Дверь открылась, впустив невысокого человечка в темных массивных очках. Кремепецкий, который уже встал с кресла, издал короткий тихий вопль радости и бросился обнимать вошедшего:
– Шурик, когда же ты растолстеешь, наконец! Все у тебя как раньше – и очки, и уши торчащие!
Маленький Лида растянул, в улыбке тонкие губы, обнажив сверкающие ряды металлических зубов – свои ему выбили давным-давно, и он выбрал для протезов грубые железки, чтобы врагов пробирала дрожь при виде его ухмылки. Женька, по-барски развалившись в кресле, сказал одобряющим тоном:
– У него классная внешность, брат. Такого поношенного старого мальчишку никто не воспринимает серьезно, и он отлично этим пользуется. Александр стал у нас прекрасным контрразведчиком.
– Серега тоже мало изменился, только поседел слегка, – сказал Лида тихим скрипучим голосом.
– Это точно! Сидеть в деревне полезно для здоровья со всех сторон. Я остался в городе, и посмотрите на меня! – Женька попытался вытянуть свою коротенькую шею, чтобы все увидели размеры его огромной лысины… Улыбаясь, они несколько мгновений разглядывали друг друга. Потом Лобанов стер улыбку с лица и выпрямился в кресле:
– Ну, все, воспоминания прекращаются и начинается напряженная работа, братки. Веди его, Шура, и чтобы через неделю он в упакованном и готовом к употреблению виде прибыл на аэродром сил ПВО.