Реквием опадающих листьев
Шрифт:
Анжелика опустилась на кровать и, не глядя на гостя, пробормотала:
— Я не могу, просто не могу… сказать ему. Что подумают в обществе?! Ты хоть представляешь? Может, ты и способен купить себе подружку по рублю на кукольном базаре, но не я.
Лайонел взялся за дверную ручку.
— Что бы ни подумали о тебе в обществе, это никогда не будет стоить дороже разбитого сердца. Впрочем, мне неизвестно во сколько ты оцениваешь свое…
Он уже вышел за порог комнаты, когда девушка его окликнула:
— Как давно ты знаешь?
Молодой человек обернулся.
— С твоего двухсотого дня рождения. Когда ландыши этого щенка сделали тебя счастливой, а две сотни моих роз нет.
— Ты поэтому меня бросил? — воскликнула она.
— Если твоей гордыне станет легче при таком раскладе… — Он рассмеялся. — Хотя, конечно, с трудом представлю, как закулисный Даймонд мог бы помешать нам играть наши роли на сцене, которая принадлежит мне.
— О-о, благодарю, что напомнил, чего я лишилась, потеряв тебя! — съязвила Анжелика. — Убирайся. Господи, как тебя вообще возможно терпеть?
Он послал ей лучезарную улыбку.
— Полагаю, примерно, как и тебя.
После его ухода девушка долго сидела, глядя в одну точку на двери, и думала. День за днем, месяц за месяцем, год за годом вспоминая свою жизнь…
Даймонд всегда был рядом, как слуга, как брат, как друг, как любовник — лекарство от всех невзгод.
Девушка со вдохом закрыла глаза. Она бесконечно принимала его, точно таблетку, использовала и не видела в том ничего дурного. Когда обрела бессмертие, на многие вещи пришлось посмотреть по-новому. Она перестала разделять свои поступки на хорошие и плохие, все они стали великолепными, если с их помощью достигалась какая-то цель. В мире людей считалось низко использовать слабого. Но отчего-то мало кто задумывался, насколько низко быть слабым и позволять себя использовать. Жертв всегда было больше, они сбивались в стаи, и их жалобный дружный вой не давал ни малейшего шанса голосам тех, кто не выбирал методы.
Слабые диктовали моду на добродетель, создав из нее целый культ. Ее боялись как меча, ей поклонялись, укрывшись за ней, точно за щитом. Добродетель не хуже порока умела карать и заставлять считаться с собой, запугивая небесным судом. Так в чем разница?
Лишь в создателях и последователях. Добро являлось необходимостью для слабых, без него им нечего было бы противопоставить сильным и порочным.
Анжелика поднялась, подошла к туалетному столику и застегнула на шее нитку жемчуга. Затем достала из гардеробной черное до колен платье и туфли на высоких каблуках.
Через несколько минут девушка вышла из дома и остановилась на перекрестке, созерцая ночную Дворцовую площадь. На другой ее стороне, за деревьями с пожелтевшей листвой ночное небо пронзал золотистый шпиль Адмиралтейства. От фонтана перед верфью доносился мирный плеск воды.
Девушка перешла проспект и углубилась по аллейке в Александровский сад. Пахло прелой листвой, под туфлями чвакали мокрые листья и хрустел красный песок. Ветер шуршал в деревьях и гнал по прозрачным лужам опавшую листву.
Анжелика подошла к гранитному бассейну фонтана и огляделась.
Она не знала, где искать Даймонда. У них не было условных мест, как у влюбленных. Но однажды, несколько лет назад, они пришли сюда вместе осенней промозглой ночью.
Девушка горько усмехнулась. В тот день она находилась вне себя от ярости после утренней почты. «Питерское Зазеркалье» опубликовало пару портретов Лайонела в объятиях московских красавиц. Даймонд пришел к ней в спальню, забрал газету и долго сидел рядом на кровати, втирая ей в ноги ароматное жасминовое масло. А после Анжелика решила пройтись и приказала ему сопровождать. Так они и оказались напротив Адмиралтейства и долго молча стояли плечо к плечу, глядя на воду в фонтане.
Девушка прекрасно помнила свои брошенные в досаде слова «Лайонел изменяет мне!» и слова Даймонда, сказанные с вымученной улыбкой: «Нет, наверняка нет».
А потом из поездки вернулся сам Лайонел, привез ей бриллиантовое колье, а накинутую ему газету отшутился: «Я сразу, как сошел с вертолета в Москве, попросил выдать мне черную повязку на глаза, чтобы не оскорбить ненароком сравнением с тобой ни одну женщину!»
Анжелика едко заметила: «Что-то, когда четыре голые девицы облепили тебя и ты целовал одну за другой, повязки у тебя на глазах не наблюдалось!»
Лайонел же, умело расстегивая ее платье, заявил: «Повязка-невидимка, новые технологии. Ты же знаешь, эти москвичи вечно впереди прогресса!»
Сейчас, вспоминая, сколько за семь лет она слышала подобной чуши, становилось просто смешно. Он использовал ее, не мучаясь угрызениями совести.
Анжелика провела ладонью по гранитному бортику.
Она позволяла себя использовать, потому что сама того хотела. И все-таки в случае с Лайонелом, чувствовала себя жертвой. Жертвой его жестокости и безразличия.
Но понять его из-за их общей привычки управлять всеми и вся не составило труда. Если один переставал принимать продиктованные условия того, кто сильнее, то отношения рушились. Так и случилось. Она всегда была заинтересована в нем больше, чем он в ней, он диктовал условия, он же их изменял, он же их и аннулировал, когда нашел себе новую забаву.
Девушка медленно втянула влагу, исходившую от опадающих в бассейн водяных струй.
Даймонд тоже позволял себя использовать до недавнего времени, и его все устраивало.
Она услышала шаги позади и резко обернулась.
Он стоял на расстоянии метров трех и пристально смотрел на нее. В потрепанных джинсах, темной ветровке, со всклоченными волосами, он выглядел чужим и как будто повзрослевшим.
Анжелика шагнула к нему.
Две такие похожие истории отношений и в то же время совсем разные. Лайонелу было безразлично, если она уйдет от него, устав ждать ответа на чувства. Он мог отпустить ее без сожалений и потому даже не думал о компромиссе.
А она не могла отпустить Даймонда, поэтому сказала ему: