Реквием по Homo Sapiens. Том 1
Шрифт:
– Если привезти алалоев в Небывалый Город, они могут перестать существовать как народ.
– По-твоему, лучше, если у них мозги вытекут из ушей?
Данло уставился на огонь широко раскрытыми глазами. В его памяти горели смертные костры, зажженные в ночь гибели его народа.
– Нет, – ответил он.
– Пусть себе возвращаются обратно в свою глушь, когда мы избавим их от этой дурацкой чумы.
– Но их там двести племен!
– Так много? Да, трудновато придется, верно? Договор опять потребуется временно отменить.
– Договор?
Бардо снова приложился
– Алалои первыми нашли эту планету. Когда Орден, перебравшись на нее с Арсита три тысячи лет назад, обнаружил, что она заселена ордами дикарей, он вынужден был заключить с ними договор. Разве ты не учил историю Ордена? Наша территория ограничена этим островом, и все контакты с алалоями находятся под запретом.
– Однако мой отец побывал у деваки?
– Да. Но только потому, что Хранитель Времени удовлетворил его просьбу и приостановил действие договора.
Данло потрогал белое перо у себя в волосах.
– Договор нарушили однажды, и деваки больше нет.
– Я сожалею, Данло.
– Вы думаете, его следует нарушить… еще раз?
– Это единственный выход. Теперь, поскольку Хранителя Времени не стало, нам придется обратиться в Коллегию Главных Специалистов.
– Вы полагаете, они удовлетворят такую просьбу?
Бардо, встав, навис над Данло, вытер пот и рыгнул.
– Должны удовлетворить, клянусь Богом! Надо как-то исправлять то, что мы натворили. И в первую очередь это нужно мне, Бардо. У меня есть друзья среди главных. Они ко мне прислушаются. Если способ спасти алалоев существует, мы найдем его – обещаю тебе, Паренек.
Данло улыбнулся. Бардо, понятно, умалчивал о том, что его влияние в Коллегии Главных Специалистов относилось скорее к области желаемого, чем действительного. После проникновения воина-поэта в библиотеку, что явилось прямым следствием смерти Педара Сади Саната (так по крайней мере утверждали враги Бардо), многие главные специалисты предлагали снять Бардо с поста Мастера Наставника. Но простить эту маленькую ложь так легко. Темные, глубоко посаженные глаза Данло, устремленные на него, были так серьезны и полны такой надежды, что Бардо наобещал бы все что угодно – скорее из сострадания, чем ради похвальбы, – и кто бы его за это упрекнул?
– Я и не догадывался, что наша разнесчастная библиотека может стать таким опасным для послушников местом, – продолжал Бардо. – Сначала ты обнаруживаешь источник этого смертоносного вируса, потом появляется воин-поэт. Бедняга библиотекарь – как, бишь, его звали? Мастер Смит. Он первый член Ордена, убитый таким образом с тех пор, как другой воин-поэт ворвался в башню Данлади и чуть не убил Леопольда Соли четырнадцать лет назад. Дурной это знак, когда воины-поэты активизируются – ох, горе, горе.
Цветочные духи Бардо и пивное дыхание так действовали на Данло, что он едва мог дышать.
– Я боюсь за Ханумана, – сказал он.
– Боишься, что другой воин-поэт попытается его убить? Теперь это маловероятно. По законам их ордена после выполнения контракта всякие действия прекращаются. В таких случаях, правда, и убивать обычно больше некого – просто не верится, что Хануман пережил
Данло, смущенно улыбнувшись, встал и посмотрел в окно.
– Загадка в том, – пробасил Бардо у него над ухом, – зачем кому-то понадобилось заключать с воинами-поэтами контракт на убийство Ханумана? И кто этот заказчик?
– Так вы не знаете?
– А ты?
Данло, не желавший рассказывать о том, что услышал на библиотечной лестнице, повернулся к Бардо.
– Да нет… откуда?
– Ты все так же отвечаешь вопросом на вопрос, ей-богу! Это у вас, чертовых Рингессов, в генах, что ли?
– Виноват.
– Я, как Мастер Наставник, должен кое о чем тебя расспросить. Коллегия Главных возложила на меня эту обязанность. Ты, конечно, вряд ли что-то знаешь, но, возможно, воин-поэт сказал что-то, дающее нам ключ к этой загадке. Это мало кому известно, но твой отец говорил мне, что воины-поэты любят побеседовать со своей жертвой, прежде чем убить ее.
– Я… не хочу вспоминать, что он говорил. – Данло вперил взгляд в свои ботинки, уже просохшие у жаркого огня.
– Не хочешь – или не можешь вспомнить? Странно!
– Я боялся за жизнь Ханумана.
– Но за свою, как видно, нет. – Данло поднял голову и посмотрел на Бардо. – Если бы боялся, не вспомнил бы эти проклятые стишки.
– Откуда вы знаете… что я их вспомнил?
Бардо надул щеки и всплеснул руками.
– Откуда знаю? Я скажу тебе, откуда. Ты думаешь, я не повидался с Хануманом? Так вот, я у него был. Он немного смог рассказать мне – он и говорил-то с трудом. Но вспомнил, как ты провел воина-поэта, вызвавшись занять его, Ханумана, место. Он восхищен твоим мужеством, как и я. А еще больше меня восхищает твоя хитрость. Ты использовал ахимсу как оружие, чтобы заставить поэта прочесть тебе стихи, и в результате поэт окочурился. Какая ирония! Ты победил воина-поэта, ей-богу! Как твой отец – ты должен знать, что он тоже однажды победил воина-поэта.
Данло, избегая смотреть Бардо в глаза, прикрылся рукой и потупился.
– Я не знал… что воин-поэт обернет свой нож против себя.
– Но он обернул. Ты загубил его миссию, и он только так мог выполнить свой контракт с проклятыми Архитекторами.
Данло отнял руку от лица и поднял голову.
– Что, заинтересовался? Да, воина-поэта, по всей вероятности, наняли Архитекторы, а не хариджаны, как думает кое-кто из наших дураков. Хотя не секрет, что хариджаны винят в смерти Педара вас с Хануманом. Тебя – из-за твоей преданности ахимсе. Ты противостоял его глумлениям так, что пристыдил его и поставил лицом к лицу с собственной низостью. Ты делал это сознательно, не так ли? Как же, как же – ангслан, эта фравашийская игра в священную боль. Вся сладость иронии в том, что в духовном смысле ты истязал Педара больше, чем он когда-либо истязал тебя. Вот он и лазал по лестнице после тушения огней, и было почти неизбежно, что в одну из ночей он выпьет лишнего и разобьется. Так по крайней мере говорят хариджаны.