Религия Денег или Лекарство от Рыночной Экономики

Неведимов Дмитрий

После службы люди быстренько возвращались к своему основному богу. Роскошь и могущество теперь могли ассоциироваться только с одним богом — денежным.

Чтобы сравнить последствия этого шага, представьте себе, что в наши дни вдруг запретили всю рекламу по телевидению. Вместо цветных клипов с компьютерными эффектами, музыкой, фотомоделями и блестящих картинок вдруг просто появится диктор в сером костюме и начнёт зачитывать рекламные объявления.

Надо было также уничтожить авторитет самих священников. Как это делается в 2002 году, так это делалось и в XVI веке. Надо было связать священников с тем самым злом, против

которого они выступают. Тогда это делали книжки вроде «Декамерона» Дж.Бокаччо, в 2002 году это делают через скандал с педофилией кардиналов в США.

От власти бога к власти капитала

Одним из главных пунктов программы протестантства был отказ от духовных исканий и поиск практической пользы в материальном мире. В этом была и положительная сторона, ибо молитвами не получишь кусок хлеба и не победишь болезни.

С другой стороны, сознание людей начали привязывать не к духовным понятиям, а к материальным вещам. Если человек средневековья жил в мире сказок, мифов, духов, ведьм и ангелов, то протестант стал жить в мире товаров. Если раньше он получал удовольствия от рассказов о жизни святых, о чудесах и словах божьих, то теперь он начал получать все удовольствия от новой ткани, красивой шляпы, дорогой мебели или от заморской еды.

Вместо того чтобы оспаривать власть бога над миром духов, религия денег просто заменила внутренний духовный мир человека миром материальным, и убрала из него духов. Но вместе с вещами она поселила в него дух наживы и насилия. Ведь с товарами в сознание человека не мог не прийти и властелин товаров — деньги.

Сгон крестьян с земли, рост городов и развитие промышленности естественным образом передали власть новому богу, внешне не конфликтуя со старым. Христианство утверждало, что бог создал тот мир, который окружал крестьянина — землю, леса, поля и деревья, зверей, растения и домашнюю скотину, что бог даёт хлеб человеку насущный.

Религия денег не могла это оспорить. Она просто изменила и внешний мир, окружавший человека. Уже нельзя было сказать, что бог создал город, станки и товары. Человек сам видел, что всё это создал не бог, это создали деньги, капитал, корпорация.

Религия денег быстро захватывала верхушки общества. Но переход из одной крайности в другую у европейского общества в целом продлился очень долго. До стеклянных глаз потребителей оставалось ещё более 300 лет.

Веками два представления о мире сосуществовали и боролись друг с другом. В условиях конкуренции христианские ценности даже получили серьёзное развитие.

Страны, где религия денег появилась раньше всего, выделяются до сих пор. Амстердам как стал всемирным борделем пятьсот лет назад, так и сохраняет лидерство по разврату до сих пор.

Как мы увидим в последующих главах, в наши дни полный переход к религии денег практически закончен.

Изменение точек привязки на денежные

Давайте посмотрим, как изменялись ключевые точки привязки сознания при переходе от одной религии к другой.

От цели жизни человека как стремления к духовному идеалу Христа перешли к цели жизни как к накоплению предметов поклонения

денежному идолу.

Роль церкви, которая была посредником между людьми и богом, стали выполнять банки, посредники между людьми и деньгами.

За советом о том, как достичь успеха, человек стал ходить не к священнику, а к банкиру. За помощью — опять в банк за кредитом. Тайна вероисповедания между банкиром и клиентом стала святой.

Раньше человек держал в доме настенное распятие или икону, нательный крестик, как символ власти бога. Теперь он стал хранить в сундуке или носить с собой монеты, символы денежной власти.

Знаками божьей власти над природой были всякие необъяснимые (в то время) природные явления. Знаки власти денег были очень явными — цены, цены, цены в лавках торговцев.

Смертными грехами стали денежные долги и убытки — за них можно было поплатиться не на том свете, а на этом. Радостью — всякое получение прибыли, снисхождение благодати денежного бога. Состояние банковского счёта стало главным мерилом успеха [108] .

[108] Исторически так и происходило — первые протестанты стали вести ежедневную запись в столбики своих поступков. Добрые дела в один столбик, грехи — в другой. Постепенно около каждого поступка появились циферки, и стало очень легко подвести итог — нагрешил ли человек, или он приблизился к богу. Разница в добрых и злых делах стала прибылью или убытком.

Раньше человек жил от одного христианского праздника до другого, и от посева до сбора урожая. Теперь он стал жить от одной продажи до другой продажи, от квартала до квартала, от жалованья до жалованья.

Религиозные праздники были всеобщей радостью. Праздник прибыли стал сугубо индивидуальным. Более того, прибыль одного была убытком другого.

Гербы и флаги государства и церкви уступили место торговым маркам и печатям корпораций. Священными стали монеты и изображения на них. Титулы сменились должностями.

Полностью изменились и качества, приводящие к успеху. Отнять личную власть феодала можно было в личном бою. Отнять власть, выраженную в деньгах, можно опосредованно, дистанционно, скрытно, безлично.

Преданность, смелость, отвага стали не нужны. Выигрывал тот, кто был более хитрым, подлым и изворотливым. Благородство и честь стали вымирать путём естественного отбора.

Место Ричарда Львиное Сердце занял Дизраэли Грязные Делишки.

Все мысли, все желания человека от христианского бога перешли к одной мысли — к тому, как ублажить денежного бога, поступать «экономически целесообразно».

Символы ?, а затем $, обрели «священную» силу, не уступающую силе распятия в христианстве.

Структура традиционных религий и переход к капитализму

Давайте посмотрим, как внутренняя структура традиционных религий влияет на переход к религии денег.

Религия денег гораздо более тоталитарна, чем она представляется в экономических сказках Запада. Просто мы находимся внутри этой религии и поэтому не осознаём, что, во-первых, это религия, а не наука, а во-вторых, что она требует абсолютного поклонения.