Релокант
Шрифт:
Мишка вышел из коридора в зал с балюстрадой наверху. Именно оттуда его достали уже дважды. Но сегодня он пройдет этот уровень, он обязательно его пройдет. Движение! Выстрел! Тело упало с балкона вниз, а кости погибшего жалобно хрустнули. Еще движение, и Мишка тупой пулей снес башку появившемуся откуда-то сбоку оборванцу с Калашниковым. На полу растеклась липкая лужа, и Мишка гадливо отдернул в сторону рифленую подошву ботинок. Вперед! Он стрелял экономно, расходуя по патрону на цель, и только в конце уровня, когда магазины оказались пусты, он в немыслимом броске увернулся от автоматной очереди и достал-таки врага метательным ножом. Все, он прошел!
Руки и ноги подрагивали по-настоящему, а на его лице засыхала чужая кровь. Мишка безумно устал. Он привалился к стене, стараясь успокоить сердце, которое хотело выпрыгнуть из груди.
— Ну, чего ты возишься? — это появилась Марта, которая прошла этот уровень играючи. — Сохраняйся и пошли, погуляем.
— Пошли, — кивнул Мишка, и вышел из игры. Новый шутер и, правда, был совершенно улетным. Тяжелый запах крови, казалось, преследовал его и дома. — Бр-р-р! — Мишка передернул плечами. Вот ведь фантазия у разработчиков. Совсем больные на голову!
Он умылся и забросил в себя пищевой батончик. У него поменялась рецептура, теперь в нем больше клетчатки, и он стал еще более отвратным на вкус. Видимо, проклятая система следила за частотой посещения туалета, и вносила свои коррективы в их с мамой рацион.
Улица встретила его ласковым ветерком, который унес прочь так надоевшую липкую жару. Скорее бы осень! Мишка любил осень, особенно начало сентября, когда солнышко еще грело вовсю, но того лютого, изматывающего зноя уже не было. Мама говорила, что раньше не было так жарко, а на юге Европы, там, где сейчас пустыни, цвели сады и жили люди. Она как-то смешно называла это время. Бабье лето, вот! Странное название. А еще они ходили за грибами. Этого не делал никто из их знакомых, такое и в голову не могло никому прийти. Тут это было не принято. Наверное, именно поэтому вездесущие корпорации не додумались это запретить, не подозревая даже, что полунищая мать-одиночка берет где-то еду и не платит за нее за нее ни пфеннига. Мишка любил грибы. Они брали их немного, чтобы не попасться на глаза соседям. Те могли донести, и тогда маму вызовут в магистрат, где будут долго читать ей лекцию, как Природа устала от людей, и какой низкий поступок она совершила по отношению к ней. А могут и социальный рейтинг понизить, если такой сигнал от неравнодушных соседей поступит снова. У них была маленькая электрическая плитка, оставшаяся с незапамятных времен, и именно на ней мама готовила супчик из собранных грибов. Пахучее варево, в которое она бросала немного картошки и зелени, Мишка лопал за милую душу, чуть не вылизывая тарелку. Он любил осень…
— Привет! — Марта подставила щеку для легкого поцелуя. Она уже позволяла ему это, считая его своим парнем. Они больше не заходили в секс-игру, и свой первый неловкий опыт тоже не вспоминали по молчаливому обоюдному согласию. Они вычеркнули из своей жизни этот период, словно его и вовсе никогда не было.
— Привет! — он смотрел на нее по-другому, открывая в давно знакомой девчонке все новые и новые грани личности. Оказывается, она была отменным стрелком, не чета ему. И он, кажется, влюбился в нее по уши.
***
Зазеркалье. Преддверие. Красная ветвь миров. Десятый день после релокации.
Ощущение счастья было каким-то неполным. Все эти дни Мишку беспокоило что-то неясное, словно какой-то червячок сомнения еще оставался и не хотел уходить. Он долго ловил ускользающую мысль, пока вдруг его не осенило.
— Мама! Почему она говорила по-английски! — и он простонал. — Ах ты, сука поганая!
Он вскочил с постели, сунул ноги в джинсы и уже через десять минут целеустремленно шагал в сторону конторы Роба. Сказать, что его агент удивился, было бы неверно. Он не удивился совсем. Да и вообще, Роб вел себя так, словно его подопечный просто вышел за кофе. А кофе, надо сказать, тут был совершенно невероятный. Мишка никогда не пил ничего подобного.
— Что у вас тут бывает за убийство? — спросил хмурый, как ноябрьское утро, парень, плюхнувшись на стул перед своим работодателем.
— Штраф, — пожал плечами Роб.
— А сколько? — не на шутку заинтересовался Мишка.
— Две жизни за каждую из отнятых, — ответил Роб. — Не советую этим заниматься, особенно, если потерял деньги. Тут нет следствия, нет прокурора, нет адвоката. Тут нет даже судьи, парень. Тут есть Система, великая, всезнающая и всемогущая. Здесь ведь отпетый сброд собрался. Как, думаешь, мы все тут уживаемся?
— Хм-м, — начал осознавать Мишка. — Вон оно чего.
— Все отморозки заканчиваются быстро, — со знанием дела сказал Роб. — Они живут коротко и ярко. Ты, судя по заданному тобой вопросу, тоже попал сюда не за то, что переводил старушек через дорогу, и это твое личное дело. Тут не принято лезть в чужое прошлое. Ну, так прими добрый совет, парень. Не делай того, что задумал, иначе закончишься быстро, потратив все десять жизней в считанные недели.
— Как тут мстят? — посмотрел на него исподлобья Мишка.
— О-о-о! — закатил глаза Роб. — Отличный вопрос! Месть в наших условиях, когда система знает каждый твой шаг — это целая наука. Ты будешь постигать ее не один год, Михель. Но запомни раз и навсегда — убийства и тяжелые увечья для тебя табу. Не делай этого. По крайней мере, сам.
— А если не сам? — ухватил его мысль Мишка.
— Видишь! — поднял палец Роб. — Ты уже начал понимать, как тут все устроено.
— Ты что-то говорил про связь с Землей и возможность перевести деньги, — глядя в глаза Робу, напомнил Мишка.
— Говори! — Роб пустил по столу планшет, на котором перед этим набрал что-то. — Я же знал, что ты заявишься сюда. У тебя две минуты.
— Мама! — Мишка неверяще смотрел на такое родное, испещренное мелкими морщинками лицо.
— Мишенька! — в голос заплакала та, кто был ему дороже всего и на этом свете, и на том. Хотя, какой из них тот, а какой этот? Он уже запутался!
— Мама! — заорал Мишка, боясь, что она его не слышит. — Мама! Как ты?
— Нормально все, Мишенька! — она смотрела на него сквозь непрошеные слезы, текущие из глаз. — Ты где? ТАМ?
— Да, у меня все хорошо, — ответил Мишка, у которого тоже в глазах стояли слезы. — Я на работу устроился. Платят приличные деньги.
— На работу? — растерялась мама. — Как на работу? Но это же тюрьма, ад! Как там можно устроиться на работу? Я ничего не понимаю.
— Мама, прости, у меня очень мало времени, тут связь глушат, — начал сворачивать разговор Мишка, видя гримасы Роба. — Я тебе денег пришлю, чтобы ты лекарство купила.
— Не надо, — грустно покачала головой мама. — Я не стану их пить, сыночек. Я уже сходила в магистрат. Меня пригласят на эвтаназию в течение месяца.