Ремесло древней Руси
Шрифт:
Обращаясь к клеймам гончаров, необходимо отметить, что в большинстве случаев клейма одной курганной группы имеют общий стержневой рисунок, общую основную схему, варьируя в деталях и дополнениях (рис. 35).
Рис. 35. Усложнение гончарных клейм при переходе по наследству.
Возьму наиболее яркий пример — клейма курганного могильника близ д. Митяевичи, Старобинского района (р. Случь, раскопки А.Н. Лявданского). Посуда этого могильника дает один и тот же постепенно усложняющийся рисунок, основа которого — круг; затем к кругу добавлено перекрестие, потом один «рубеж» и, наконец, последнее начертание осложняется еще одним «рубежом». Появление этих дополнительных рубежей, или «отпятнышей», можно наблюдать достаточно хорошо и на гнездовских и на старо-рязанских клеймах. Некоторые курганные группы (напр., Нежаровские хутора) дают более сложную систему развития первоначального клейма. Начало этого развития одинаково с Митяевичами (круг усложняется вписанием в него креста — мотив наиболее распространенный в Восточной Европе), но затем круг
При комментировании всех этих «отпятнышей» решающее слово должно быть за хронологией, так как без учета последовательности этих клейм вся работа над ними сведется к голому типологизированию.
В разобранном примере митяевского могильника мы имеем следующее. Курган № 17 (простое клеймо в форме кольца) — удлиненный, с мощным кострищем. Курган № 10 (клеймо — круг с перекрестием) — тоже с остатками большого костра и двумя разновременными захоронениями; горшок относится к первому, основному погребению (вводное погребение датируется XI–XII вв.). Курганы № 1 и 8 (с наиболее сложным рисунком клейма) — значительно проще по конструкции, и пережитки трупосожжения там значительно слабее, что позволяет отнести их к более позднему времени, приблизительно ко времени вводного погребения кургана № 10. Хронологическая амплитуда всех четырех курганов — 100–150 лет.
Совершенно аналогично располагаются в хронологический ряд и курганы близ Черкасова (Оршанский район). Горшок с простым клеймом найден при погребении со значительными остатками трупосожжений (курган № 2); горшок со сложным клеймом был в свое время поставлен на вершину этого кургана, очевидно, спустя некоторое время после захоронения. И, наконец, наиболее сложное клеймо найдено в кургане без кострища (№ 1). В Заславье — простое клеймо в кургане с кострищем и пятью угольными прослойками в насыпи (курган № 13); клеймо, осложненное вторым кругом (курган № 8), найдено в кургане, где о трупосожжении напоминали только два пепельных пятна.
Отсутствие точной фиксации обряда погребения в отчетах Булычова не позволяет установить относительной хронологии погребения; воспользуюсь косвенными указаниями: простейшие клейма найдены на горшках с более архаичным профилем (малая отогнутость края), а клейма сложные — на горшках с сильно отогнутым краем и, кроме того, во вводном погребении, что также указывает на известный промежуток времени, лежащий между этими сосудами.
Таким образом, считая окончательное решение вопроса возможным только после ряда дополнительных исследований, я решаюсь в качестве рабочей гипотезы выставить положение о переходе гончарного дела в древнерусской деревне по наследству. Изучение современных знаков собственности, подтвержденное хронологией приводимых мною клейм, позволяет делать такой вывод, а сведения о современном гончарном ремесле этому не противоречат.
Наследственность гончарного дела подтверждается и более поздними данными XIII–XIV вв. (см. во 2-и части). Составленный мною каталог русских гончарных клейм X–XIV вв., включающий несколько сот экземпляров (изученных как по литературе, так и de visu) позволяет сделать еще один вывод, помимо установления наследственности ремесла: несмотря на большое количество клейм одинакового рисунка, ни разу в деревенском керамическом материале не удалось встретить совершенно тождественного клейма. Во-первых, в пределах одной курганной группы (в которой мы можем предполагать кладбище одного поселка) не встречаются клейма одинакового рисунка; это является еще одним аргументом в пользу наследственности, но в еще большей степени это свидетельствует о незначительности продукции каждого отдельного гончара. Во-вторых, если в соседних или территориально близких курганных группах встречаются клейма одинаковых начертаний (напр., крест в круге, ключ и т. п.), то при изучении этих клейм одинакового рисунка неизменно оказывалось, что отпечатки клейма на сырой глине горшка были сделаны разными штампами, на разных кругах. Следовательно, совпадение рисунка клейм не может служить признаком изготовления горшков одним мастером. Кроме того, еще раз подтверждается положение о малочисленности продукции гончаров [376] .
376
Единственный раз в литературе были опубликованы три тождественные клейма из одной курганной группы; см. Н.И. Булычов. Раскопки по среднему течению реки Угры. — «Записки Московского Археол. ин-та», т. XXXI, М., 1913, рис. 27, 29, 30 — курганная группа «Ступенки». Все клейменые горшки были найдены в одной курганной группе и, судя по опубликованным рисункам, были совершенно тождественны (изображение ключа). Однако изучение самих горшков из раскопок Булычова по коллекциям ГИМ привело к неожиданным результатам — все клейма оказались различны: курган № 17 — клеймо в виде ключа с двумя бородками, курган № 10 — ключ с тремя бородками, курган № 13 — ключ стремя бородками и перегородкой, курган № 13 (2-е погреб.) — взят предшествующий рисунок с добавлением круга. Издатель для трех клейм употребил одно и то же клише, чем мог ввести в заблуждение при изучении клейм.
Ряд других вопросов, связанных с гончарными клеймами, будет рассмотрен в разделе городского гончарного дела.
4. Разные ремесла
Ознакомившись с кузнечным, литейным и гончарным делом в древнерусской деревне, мы, пожалуй, очертили весь круг тех производств, которые в X–XIII вв. выделились в самостоятельные ремесла с работой на заказ. Далее идет ряд неопределенных трудовых процессов по изготовлению жилища, сельскохозяйственного инвентаря, одежды, обуви, домашней утвари. Некоторые из этих процессов впоследствии выделяются в особые ремесла. Так, по данным XV в. можно говорить о деревенских плотниках, сапожниках, кожевниках, овчинниках, портных, швецах, бочарах и т. п. В городе и в вотчине обособление этих ремесел шло несравненно быстрее и уже в домонгольскую эпоху привело к появлению соответствующих мастеров-специалистов. Но для деревни с ее натуральным хозяйством, с ее универсальным домашним производством трудно предполагать повсеместное выделение всех перечисленных ремесленников. Вплоть до XIX в. почти каждая крестьянская семья своими силами рубила избу, ладила соху, борону, ставила ткацкий стан, дубила овчины, пряла и ткала лен, изготавливала деревянную мебель и утварь. Совокупность наших источников (и
В основном изложение коснется обработки дерева, обработки кож и меха и ткачества.
Обработка дерева может быть прослежена по незначительным остаткам бревен обычно плохой сохранности. Деревянная утварь в русских городищах и курганах — редкость. Значительно полнее представлены инструменты для обработки дерева. Среди них мы имеем: топор, тесло, ложкарь, струг, долото (?).
Плотничные работы производились топором, являвшимся универсальным орудием, которым русский человек, по замечанию Льва Толстого, мог и дом построить и ложку вырезать. Благодаря развитию кузнечного дела древнерусские топоры обладали большим коэффициентом полезного действия и являлись как лесорубным, так и плотничьим инструментом. В источниках рабочий топор всегда называется «секирой». «Топор» — это название оружия. Пила в деревенском зодчестве не употреблялась. Все курганные «голубцы» и «домовины» (дома мертвых), равно как и остатки жилищ, сделаны или из бревен, или из колотых вдоль плах с обрубленными концами. Следов работы пилой нет. Широкое применение в обработке дерева находило тесло, нечто вроде железной мотыги. При помощи тесла можно выравнивать поверхность доски. Следы же тесла — небольшие овальные выбоины, идущие вдоль волокон дерева. Тесло сохранило свое значение вплоть до XVII в., когда ему на смену пришла продольная пила. С названием тесла (от «тесать») связано и наименование столяра — тесль, тесляр.
Работа теслом находила широкое применение в быту. Так, например, для заготовки приднепровскими славянами лодок-однодревок, о которых говорит еще Константин Багрянородный, необходимы были тесла [377] .
Форма ложкарных инструментов была выработана еще в дьяковскую эпоху [378] и без изменения сохранилась до XIX в. Это — длинный железный стержень с копьевидным концом, согнутым по дуге. Такой инструмент позволял вырезать и выскребать внутренность деревянных сосудов [379] .
377
В археологическом материале тесло хорошо известно по находкам как в городищах, так и в курганах. Прекрасным образцом столярного тесла является, напр., тесло с закраинами и с остро заточенным лезвием из раскопок в Седневе. (Д.Я. Самоквасов. Могильные древности Северянской Черниговщины, М., 1917). Непонятно, почему А.И. Некрасов в работе «Русское народное искусство» (М., 1925) писал, что тесло — инструмент, относительно формы которого едва ли когда-нибудь можно будет ответить окончательно. И в археологической и в этнографической литературе тесло известно хорошо, и форма его очень устойчива от древнего тесла X в. до современного железнодорожного, употребляемого при затесывании шпал.
378
П.Н. Третьяков. Материалы для истории народов Верхнего Поволжья, Л., 1940.
379
В.И. Сизов. Курганы Смоленской губ.; Н.Е. Бранденбург. Приладожье; Н.И. Булычов. Журнал раскопок…, 1899, т. XXV, рис. 5.
Для плотничных работ широко применялись железные гвозди. Гвозди всегда четырехгранные с отогнутым верхом (современные костыли). Гвозди находят почти в каждом погребении с гробом.
Слово плотник первоначально, очевидно, означало «сплавщик леса», «плывущий на плотах» и может говорить об общности функций заготовки леса и постройки из него у древних «древоделей». Предполагать наличие специалистов — плотников в деревне мы не можем. Плотники в древней Руси были, выходили они, очевидно, из деревни, но работали, надо полагать, только для города. По всей вероятности, каждый смерд сам строил для себя избу и все нехитрые хозяйственные пристройки. Учитывая сильные пережитки родовых связей, можно думать, что для крупных работ вроде постройки избы, кладки печи и т. п. приглашались родичи-соседи, организовывавшие общественную помощь — «толоку» [380] .
380
Н.И. Лебедева. Жилище и хозяйственные постройки Белорусской ССР, Москва, 1929. — «Белорусс — природный великолепный плотник. Все описанные нами постройки возведены самими хозяевами… при наличии единственного инструмента — топора-секиры…» (Курсив наш. — Б.Р.). Употребление пилы замечается лишь в постройках, возведенных за последние 50 лет, стр. 75–76. — Добавлю от себя, что приводимый Н.И. Лебедевой рисунок белорусской секиры чрезвычайно близок к очертаниям курганных топоров X–XIII вв.
Таким же домашним производством была, по всей вероятности, и обработка кожи и меха. Мягкая кожаная обувь типа украинских «постолей» известна по ряду курганов. Встречаются и сапоги, и полусапожки с мягкой подошвой и ременные лапти [381] , кожа бывает дубленая, иногда окрашена железным купоросом [382] .
На городищах находят струги для соскабливания мездры со шкуры. Химическая сторона обработки кожи и меха была известна еще со времен неолита. Для решения вопроса о существовании деревенских кожевников и сапожников в нашем распоряжении нет данных.
381
А.В. Арциховский. Курганы вятичей, стр. 103.
382
П.П. Петров. Исследования над тканями и кожами, добываемыми при раскопках курганов Московской губернии. — ИОЛЕА и Э., М., 1881, т. XXXVII.