Шрифт:
Как с ней бороться
Плоды просвещения
Идет дождь. Мерно движущиеся по стеклу «дворники» с трудом успевают создавать мелькающие просветы. Но ехать всё-таки неплохо, только нужна осторожность. Хорошо, что у меня поставлена новая резина и я не боюсь резко тормозить.
За редкими пешеходами и встречными автомобилями следит один центр мозга, а другой пытается разобраться в причинах какого-то смутного чувства – то ли досады, то ли раздражения или недовольства собой. В чем дело? Лекцию я прочитал, без сомнения, хорошо, темпераментно. И построена она была,
Крошечная капля дегтя отравляет вкус бочки меда. Дело, конечно, в поведении этой тройки – мрачного мужчины с тяжелым взглядом исподлобья, вихрастого юнца в очках и чиновного вида дядьки, который не рискнул оставить свой портфель в гардеробе. Я не только не убедил их в своей правоте, но, напротив, привел в раздражение своим убежденно рациональным подходом, скептическим и насмешливым отношением ко всякому вздору. Вот в этом-то и причина моего недовольства собой. Те несколько сот человек, которые согласились со мной, не уравновешивают этой троицы.
Какое это замечательное и одновременно опасное свойство человеческой природы – стремление завербовать единомышленников, желание увеличить число людей, думающих, как ты, и – придется признаться – желание повергнуть противника в споре, когда он упрямо отвергает твою логику, которая безупречна, глух к приводимым тобой фактам, которые очевидны, отмахивается от твоих выводов, которые естественны и жизненны. Кажется, чего только не сделаешь, чтобы пробиться в отгородившуюся от тебя душу.
Но в конце концов эти трое не просто упрямы. Вероятно, они мыслящие люди. И их можно было бы убедить (во всяком случае юнца), если бы у меня было больше времени. Правда, со зрелыми людьми, мнения которых устоялись, трудно справиться. Они просто тебя не слушают. Им нравится слушать лекторов, которые говорят им то, что они уже знают, то, во что они верят, и лишь немного расширяют привычный круг фактов и идей.
А вот молодые люди – это другое дело. Они – моя аудитория, и по их реакции я должен судить об успехе или провале пропаганды своих идей, своей веры.
Во что же я верю?
…Пожалуй, лучше притормозить, переключить фары на подфарники и пристроиться за этим такси. Так оно поспокойнее, а то уж очень слепят встречные огни…
Да, так во что? Прежде всего в то, что весь мир един и подчиняется – живой он или не живой – одним и тем же законам природы – законам строгим и неумолимым. В то, что бога, бестелесного духа, жизнь там, наверху, судьбу, чудо выдумали люди, чтобы заполнить душевную пустоту свою и своих ближних. А пустота эта возникает у тех, кому чего-то не хватает в жизни. В то, что, не исповедуя этой веры, не понимая незыблемости законов природы, не чувствуя границы между вероятным и невозможным, не умея с придирчивостью естествоиспытателя «брать на зубок» каждый факт и каждую фразу – без всего этого человек становится слабым и беззащитным.
…Такси повернуло направо, включим дальний свет…
Ну хорошо, пусть легковерие. А кто сказал, что с этим не надо вести борьбу? Надо, определенно надо. Легковерие ведет к разочарованиям – самым горьким человеческим переживаниям. Вера в несуществующее мешает находить радости в простом земном бытии, приводит к тому, что человек не обращает внимания на счастье будней.
Сохранил ли я записки, которые прислали после лекции? Да, вот они, в левом кармане. Приеду домой – перечитаю. Что писал этот мрачный субъект? Жалко, что сейчас нельзя посмотреть. Он сам мне передал небрежно вырванный тетрадный листок. Ах да…
«Откуда у вас такая уверенность, что человек не может силой своей воли сдвинуть с места предмет? Что мы знаем о великих психических силах, свойственных некоторым людям?»
Значит, он пропустил мимо ушей всё, что я говорил. Ему хочется верить в возможность чудесного, необычного. Его ни в малейшей степени не волнует, что возможность невероятного подкосила бы всё естествознание, а значит – и весь фундамент, на котором строится жизнь.
А про вероятность, наверное, спрашивал этот юноша в очках. «Вы говорите, что вода не может испариться сквозь стенки плотно закупоренного сосуда. Но ведь существует же флуктуация молекул. Вероятность ее имеет конечную величину. Почему не предположить, что один раз такое просачивание произошло?»
Какой вздор! Но не страшный. Молодой человек просто не имеет представления о теории вероятностей.
А что спрашивал тот, с портфелем? Аккуратно сложенная записка, написанная витиеватым почерком, наверняка его.
«Возможности науки беспредельны, и если мы сегодня не понимаем, как может человек узнавать цвет бумаги, которая лежит в свинцовом ящике, то это не значит, что мы не будем знать этого завтра. В свое время близорукие люди отрицали теорию относительности, много лет не признавали гена и кибернетики. Вот на какой опасный путь вы становитесь».
Какой кавардак в голове! Поймет ли объяснение такой товарищ? Станет меня слушать или читать? Разговор должен быть неторопливым и обстоятельным. Надо втолковать, что беспредельность науки состоит не в том, что она способна переварить любую комбинацию событий.
Да, обо всем этом надо говорить и писать. Не знаю, удастся ли переубедить верующих. Но и для неверующих, и колеблющихся, и ищущих нужна духовная профилактика. Значит, надо писать книгу!
…Вот уже город. И дождь перестал. Как хорошо дышится после дождя…
Но намерение написать книгу, вооружающую читателя научным мышлением, книгу, воспитывающую в человеке надлежащий скепсис ко всякой чепухе и рассказам о чудесах, – это еще не всё. Надо было прийти в такое состояние, чтобы ненаписание этой книги стало бы невозможным. И нужные для этого впечатления не заставили себя ждать.
…Некоторое время спустя я возвращался из города Фрунзе домой. До Москвы шесть часов лету. Без интересной книги скучно, и перед посадкой в самолет я направился к книжному киоску, где с удовольствием обнаружил второй выпуск альманаха научной фантастики, а в нем целых три вещи Станислава Лема. Какая удача!
Рассказы оказались великолепными. Неуемная фантазия и бесподобное чувство юмора Лема припасовались друг к другу как нельзя лучше. Прелесть прочитанных страниц – в сочетании у-ж-ж-асно научной терминологии и обстановки фантастического будущего с чепухой и вымыслом.
Несмываемая улыбка, сопровождающая чтение, лишний раз подтвердила один из законов смешного: объединять следует то, что обычно живет раздельно. Скажем, элегантный котелок – и стоптанные туфли Чаплина. Каменное лицо Бестера Китона – и разрушения, производимые его дубинкой. Всё это, как говорится, из одной оперы.