Репетиция Апокалипсиса

Козлов Сергей Сергеевич

Всё это время Макар сидел на диване и в рекогносцировке не участвовал. В глубокой задумчивости он покусывал губы. И только когда все замолчали, озвучил свои размышления.

— Я вот думаю, а если Пантелея вывезти из города?

— К чему ты клонишь? — спросил Никонов.

— Нет праведника — нет города, — коротко пояснил Макар.

— Да он же без больных, без людей никуда не пойдёт, не поедет, — напомнил Эньлай.

— Хороший человек, — подтвердил Тимур.

— В том-то и дело, — вздохнул Макар. — Пока что мы с вами имеем дело с людьми. Возомнившими о себе, заблудшими, и, возможно, будем иметь дело с озверевшими… А когда

придут враги из другого мира…

— К Пантелею тоже могут прийти? — засомневался Тимур.

— И к нему могут. И великих святых посещали. Мучили. Донимали…

— А добрые? Н-ну… наши… — как-то неуверенно поинтересовался Никонов.

— Не знаю, — честно признался Макар.

— Там, в Библии, Конец Света чем кончается? — спросил Эньлай.

— Светом, — улыбнулся Макар и процитировал наизусть Откровение: И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет. И я, Иоанн, увидел святый город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего. И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их. И отрёт Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло. И сказал Сидящий на престоле: се, творю всё новое. И говорит мне: напиши; ибо слова сии истинны и верны.

— Благодать, — вспомнил подсказанное слово Лёха, блаженно улыбаясь.

— Всё новое будет? — спросил Тимур.

— Всё вечное, — ответил Макар. — Двенадцать ворот… Но кого из нас пустят? — Он с какой-то светлой грустью обвёл взглядом всех присутствовавших. — И через что ещё должен пройти мир, чтобы очиститься? Мы вот только что стали свидетелями самого великого чуда, и Лазарь у нас есть, хоть и синий от наколок, но ведь за Иисусом первым пошёл разбойник. К чему это я? К тому, что ни мозгов, ни сердца нам не хватает. Слабые мы… И мне вот… выпить хочется. Всегда учимся и не можем дойти до истины… Как и писал апостол Павел Тимофею.

— Мы будем действовать или философствовать? — отрезал вдруг Никонов.

— Знаете, — сказал вдруг Лёха, — я никогда этого не делал. А сейчас понимаю: надо. Ты, командир, говоришь — действовать. Помолиться надо, прежде чем что-то делать. Хотя бы кратко…

— Нет, — не выдержал Тимур, — ты там всего несколько минут был, а уже святой стал! Слушай, ну скажи, что ты там видел?

Алексей посмотрел на него задумчиво, пожал плечами, но всё же попытался ответить:

— Я не был там… не видел… Это… типа… как предчувствие… Вот… как сказать… — он очень мучился, подбирая нужные слова… — Вот ты целый день один дома. Уже и нахулиганил, и прибрался, чтобы не сильно ругали, и к соседям в огород слазил, и цветы на всякий случай полил, уже темно и немного страшно, но вот-вот должен прийти с работы усталый отец… Он поднимет тебя на руки, обнимет… Он вот-вот придёт. Понимаешь?

— Понимаю, конечно, — Тимур вслед за Лёхиными словами перенёсся в своё детство, — хорошо ты сказал. У меня так же было.

— И у меня, — признался Эньлай.

— Вот-вот придёт отец… — повторил Макар, восхищённо глядя на Алексея. — Вот-вот придёт Отец… — снова повторил он.

Глава седьмая

1

Анна проснулась от гогота, который раздавался из-за окна. В животном этом смехе угадывалось что-то похотливое и сальное. Она подскочила, выглянула в окно и увидела у крыльца группу крепких парней, о чём-то оживлённо говоривших и поминутно хохотавших. Среди них был и Эдик. Тут же поняла, что сейчас они войдут в холл на первом этаже, и Давыдыч или ещё кто-то распределят их по номерам, где томятся девушки.

— Никонов, где ты? — прошептала она в стекло и тут же отпрянула, потому что Эдик вдруг повернул голову к окнам и стал внимательно смотреть в её сторону. Или так ей показалось.

На улице снова захохотали. В мёртвой тишине города, в тускнеющей серости хохот этот принимал зловещий характер. Хотя, может, пошлым шутникам он представлялся бравым проявлением и продолжением жизни. Анна стремительно стала осматривать номер, пожалела, что не сделала этого раньше. Хотела найти что-нибудь, чем можно будет обороняться. Стул? Пластиковая бутылка с минеральной водой? Два стакана? Телефон? Сняла трубку и вдруг услышала зуммер. В папке нашла номер администратора, набрала.

— Алло, — сказал спасительный голос Михаила Давыдовича.

— Давыдыч, ты нашёл Никонова? — шёпотом спросила Анна.

— Ждите, перед сеансом всеобщей любви вас всех посетит доктор, — равнодушно ответил Давыдович и повесил трубку.

— Что? — скривилась Анна.

Доктор? Какой доктор? Гинеколога, что ли, нашли? Зачем? Анна брезгливо дёрнулась, швырнула телефонную трубку и беспомощно плюхнулась на кровать. Хохот на улице стих, и Эдик не заставил себя ждать. Номер он открыл своим ключом.

— Привет, — дружелюбно сказал он с порога.

— Сам привет, — бесцветно ответила Анна.

— Почему не в духе? Жизнь продолжается! Я принёс шампанское, икру, конфеты.

— Паёк выдали?

— Зря ты так. Между прочим, это всё тебе. Я соблюдаю особую диету. Может, только икры поем.

— Диету? — насмешливо вскинула бровями Анна, глядя на огромного Эдика.

— Я, между прочим, сюда из Москвы приехал. На соревнования по пауэрлифтингу. А тут вот, видишь, как произошло. Должен был первое место занять.

— Кому должен?

— Себе. — Эдик скинул камуфляжную куртку и специально поиграл выпуклыми буграми мышц, обозначил под футболкой рельеф пресса. — Я ещё и бодибилдер.

— Дебилдер… — переиграла Анна. — Из Москвы. Вы там все козлы… Вам до остальной России… Только бабки срубить. Всю провинцию от вас тошнит. Ездите повсюду — менеджеры, пиарщики, рекламщики, управленцы… Люди для вас мусор…

— Да ты кончай гундеть! — обиделся Эдик. — Я спортсмен. Профессиональный. Я несколько кубков за рубежом взял. Я пахал на своё тело знаешь сколько? Тебе вон от Бога досталось — красотища. Поди, в солярии загорала?

— В солярии… Не для тебя.

— Послушай, какой смысл выделываться? Мы все тут остались… А я специально тебя выбрал. Если будешь со мной, будешь только со мной. А если нет, то — сама понимаешь… — Эдик взял Анну за плечи, и она почувствовала, что руки у неё беспомощно повисли, потому что сила в его пальцах, казалось, раздавит её плечи, как губку.

— Больно, — взмолилась она.

— Вот и давай, чтоб никому не было больно, а всем было хорошо. Я, между прочим, очень нежный. Никто не жаловался, — Эдик притянул Анну к себе, и стал бесцеремонно раздевать.