Репетиция конца света
Шрифт:
Алена повела глазами вниз – и почувствовала, что ее щеки начинают гореть.
– Почему? – снова спросил Александр.
– Что?
– Ну, ты пишешь: «Отчаянно, безнадежно, катастрофически несчастна» . Почему?!
Алена сердито закрыла документ.
– Знаешь, я терпеть не могу, когда подглядывают в то, что я пишу, –
– Ну, таковы законы человеческой психики, – авторитетно пояснил профессионал. – Неодолимо желание посмотреть через плечо читающему или пишущему человеку.
– Дурная привычка.
– Дурная, – покладисто согласился он. – Трудно преодолимая. Преодолеть ее можно только вдвоем...
– Как? – спросила она, все еще глядя на его халатик и слабо соображая, что говорит.
– Не знаешь? – Он рывком поднял Алену со стула. – В самом деле не знаешь?
Шелк послушно сполз с плеч. Синее, зеленое смешалось на полу. На этом подобии постели лежать было гораздо приятней, чем на дорогом, красивом, но довольно жестком ковре.
– Ты... ты, ты... – выдыхала она в полузабытьи.
– Что я, ну что? – бормотал Александр, касаясь прохладного плеча Алены раскаленными губами. Его пальцы медленно бродили по ее обнаженному телу, заставляя сердце замирать.
– Ты...
– Она все еще несчастна? – спросил бесподобный психолог спустя некоторое время. – Отчаянно, безнадежно, катастрофически? Или ей малость полегчало?
Чтобы не засмеяться прямо в его целующий рот, Алена чуть повернула голову. Словно по заказу, взгляд уткнулся в лежащую на стуле коробку от видеокассеты. Все тот же «Адвокат дьявола»!
Тщеславие – мой любимый грех?..
Какая чепуха!
Любимый грех – вот он!
В эту самую минуту около первой платформы нижегородского вокзала остановился проходящий фирменный поезд «Енисей» сообщением Москва—Красноярск. Все пассажиры спали; лишь несколько человек сошли на платформу и, пройдя через пустое
Среди них был высокий человек в длинном пальто и черной фуражке, делавшей его несколько похожим на офицера вермахта. В руках он держал пышный, тщательно закутанный в несколько бумажных слоев сверток. Но это был не просто сверток, а букет настоящих, чудесных, розовых роз, которые он вез из самой Болгарии. Розы отлично выдержали перелет София—Москва, да и в поезде держались стойко. И все же чем скорей их поставишь в воду с несколькими таблетками аспирина, тем лучше.
Михаил Ярушкин опередил других пассажиров и первым сел в ближайшее такси. Водитель торопливо смел снег с ветрового стекла и юркнул в салон:
– Куда едем?
– К Оперному театру, пожалуйста.
– Сто рублей.
– Да перестаньте. От силы семьдесят. Здесь ехать всего ничего.
– А в честь праздничка восемьдесят?
– В честь праздничка бог подаст.
– Ну, семьдесят так семьдесят! – вздохнул таксист, поняв, что этот пассажир из непреклонных. Такие небось никогда не идут на уступки и ни в чем не раскаиваются.
На самом деле он ошибался. Ведь осознал же Михаил в далекой и теплой Софии, что начудесил чего-то совершенно несуразного по отношению к своей жене. Поступил с ней необъяснимо жестоко. Словно бы его подтолкнули к этому поступку некие неведомые силы, навели на него некие чары... Но теперь все прошло. Наваждение рассеялось! И он прервал поездку, ринулся в Нижний, даже не задержавшись в Москве, даже не заехав в свою квартиру. Прямиком из аэропорта на вокзал – и сюда, первым же проходящим поездом. Все для того, чтобы поскорее засыпать любимую женщину розами.
Небеса, которые мы слезно молим об исполнении наших заветных желаний, смеются от души, отвечая на эти мольбы!