Репутация плохой девочки
Шрифт:
— Тебе не нужно было следовать за мной.
— Ну, да. — Я покачиваюсь в такт течению, позволяя пальцам ног скользить по песку, когда сила прилива толкает и тянет. — Но я не собиралась отпускать тебя в тюрьму одного
Воспоминания продолжают всплывать. Мы с Эваном забрались на крышу дома через дорогу, наблюдая, как красные и синие огни становятся ярче на фоне стен недостроенных домов по мере приближения машин. По крайней мере, полдюжины авто. Затем, надеясь отвлечь копов от наших друзей, мы начали размахивать фонариками и кричать полицейским, чтобы привлечь
Боже, вместе мы были непобедимы. Неприкасаемые. С Эваном мне не было скучно ни минуты в моей жизни. Мы оба постоянно подпитывались кайфом, в поисках следующей порции адреналина, когда нажимали на пределы нашей собственной способности к неприятностям.
— У тебя там есть парень? — внезапно спрашивает он. — Вернешся в Чарльстон?
— А что, если бы был?
Но на самом деле этого не было. Просто серия невпечатляющих свиданий и недолговечные отношения. Тяжело, когда сравниваешь каждого парня, которого встречаешь, с тем, от которого сбежала.
— Ничего, — говорит он, пожимая плечами.
— Просто хочешь поговорить с ним, верно? Просто поболтать.
Эван ухмыляется.
— Что-то вроде того.
Я ничего не могу поделать с тем, что его ревность возбуждает меня. Это глупо и мелочно, я знаю, но по-нашему странно, так мы показываем, что нам не все равно.
— А как насчет тебя? Есть девушка?
— Несколько.
Я хмурюсь на его неопределенный тон. Чувствуя, как когти пытаются вырваться, я заставляю себя убрать их. Заставляю себя не представлять Эвана с другой женщиной. Его рот на ком-то, кто не я. Его руки исследуют изгибы, которые не мои. Но я терплю неудачу. Образы роятся в моем мозгу, и низкое рычание вырывается из моего горла.
Эван издевательски смеется.
— Просто хочешь поговорить с ними, верно? — он имитирует мой тон. — Просто поболтать?
— Нет. Я хочу сжечь их дома за то, что они прикасались к тебе.
— Черт возьми, Фред, почему ты всегда сразу переходишь к поджогам?
Я хихикаю.
— Что я могу сказать? Я горячая штучка
— Чертовски верно.
Его руки скользят вверх по моему животу, чтобы обхватить мою обнаженную грудь. Он сжимает ее, подмигивая мне.
Я дрожу, когда его кончики пальцев танцуют по моим соскам, которые сильно сжимаются. Эван замечает реакцию, и слабая улыбка появляется на его губах.
Он так хорош собой, что это почти несправедливо. Мой взгляд скользит от его точеных черт к рельефным мышцам его обнаженной груди. Его скульптурные руки. Плоский живот. Эти большие, мозолистые руки, которые только что прижали меня к земле, в то время как его голодный рот пировал между моих ног.
— Ты убиваешь меня, Жен. — Эван рычит на то, что он видит на моем лице. Его пальцы впиваются в мою плоть. — Не делай этого, если ты не имеешь этого в виду.
— Что?
— Ты знаешь что. — Держась за мою талию, он ведет нас назад к берегу. — У тебя мечты о том, чтобы трахнуть меня наяву. Я в значительной степени готов, если ты
— Я этого не говорила.
Он прижимается ко мне, позволяя мне почувствовать его твердость.
— Ты дразнилка, ты знаешь это?
— Я знаю.
Мы достигаем сухого песка. Стоя там, мы пристально смотрим друг на друга, пока крошечная улыбка не щекочет мои губы.
— Тебе это нравится.
Затем я целую его в шею. Его плечо. Вниз по его груди, пока я не окажусь на коленях с его эрекцией в моей хватке, поглаживаю его. Эван запускает руки в волосы и откидывает голову назад, тяжело дыша.
Когда я ничего не делаю, он смотрит на меня сверху вниз, его темные глаза горят желанием.
— Ты так и будешь там сидеть или будешь сосать?
— Еще не решила. — Я облизываю губы, и он издает вымученный звук, стон.
— Дразнилка, — снова говорит он, пытаясь податься вперед.
Я усиливаю хватку в знак предупреждения, но это только заставляет его глаза заблестеть ярче.
— Еще, — умоляет он.
— Еще что? — Я использую свой указательный палец, чтобы нарисовать маленькие круги вокруг кончика его члена, продлевая его пытку.
— Больше, — выдыхает Эван.
Его бедра снова рвутся вперед, ища контакта, облегчения. Смеясь над его отчаянием, я скольжу языком по его стволу, а затем беру его в рот.
Он стонет достаточно громко, чтобы разбудить мертвого.
Есть вещи в Эване, по которым я скучала больше, чем по другим. Напиваться, терять сознание, просыпаться в случайном шкафу какого-то случайного склада с одеждой, которая мне не принадлежала — я могла бы жить без некоторых из этих воспоминаний. Но что он заставляет меня чувствовать, когда мы одни? То, как он отдает себя мне, полностью доверяет мне — я люблю эту версию нас. Хорошие мы.
Я наслаждаюсь тихими стонами, которые вибрируют в его груди, и напряжением, сжимающим его мышцы. То, как его руки опускаются к бедрам, затем к моим волосам, когда он сопротивляется желанию толкнуться сильно и быстро, потому что однажды я осторожно укусила его в знак предупреждения, и теперь он живет в страхе передо мной — совсем немного. Это наша игра. Я стою на коленях, но он единственный в моей власти. Я заставляю его чувствовать только то, что я ему даю. Удовольствие и предвкушение. Замедление, чтобы продлить переживание, спешка, чтобы подвести его к краю разочарования. Пока, наконец, он не ломается.
— Жен, пожалуйста.
Поэтому я позволяю ему кончить, накачивая его, пока он не достигнет своего освобождения.
Затем, полностью истощенный, он опускается на землю и тянет меня лечь с ним на одеяло. Какое-то время мы молчим. Окруженные успокаивающей темнотой, окруженные только звуком ветерка, шелестящего пальмами и волнами, набегающими на песок.
— Я говорил тебе, что моя мама написала мне сообщение? — Внезапно говорит Эван.
Это совсем не то, чего я ожидаю от его ума, и я не решаюсь развивать тему. Не потому, что это беспокоит меня каким-то особым образом, но я знаю, что это расстраивает его.