Решетка
Шрифт:
– Да уж.
– У меня было достаточно времени, чтобы как следует просохнуть.
– Приятно снова слышать твой голос, Аллен. – Митч помолчал. – Конечно, если это и вправду ты.
– О чем ты, к черту, толкуешь? Разумеется, я. Кому же еще и быть? Митч, в чем дело?
– Приходится быть осторожным. Компьютер идет на всевозможные уловки. Скажи-ка мне, когда ты родился?
– Пожалуйста, 5 апреля 1956 года. В последний день рождения ты был у меня на обеде, помнишь?
Митч мысленно обругал себя последними словами. Ведь Измаилу все это было отлично известно: у него в памяти хранилось как личное дело Грейбла, так и записи в его дневнике на диске компьютера. Следовало придумать что-нибудь такое, чего не было в его файлах. Но что? А насколько хорошо он вообще знает Грейбла? Судя по всему, не
– Митч, ты еще там?
– Я здесь. Но я обдумываю вопрос, на который мог бы ответить только настоящий Аллен Грейбл.
– А что, если я расскажу о тебе такое, что известно мне одному?
– Нет, погоди-ка. Кажется, придумал. Аллен, ты веришь в Бога?
Грейбл расхохотался:
– Ну и вопросец!
– Аллен Грейбл на него ответил бы. – Митчу было прекрасно: известно, что Грейбл, еврей по национальности, являлся убежденным агностиком.
– Значит, мог бы, говоришь? Чудной ты малый, Митч. Верю ли я в Бога? Что ж, давай посмотрим. – Он сделал паузу. – Я считаю, что если в своей ограниченности я отнюдь не весь мир, а при моем несовершенстве далек от идеала, то можно логично утверждать, что должны существовать также безгранично одаренные и совершенные существа, поскольку бесконечность и совершенство взаимно нерасторжимы со своими антиподами – несовершенством и ограниченностью. Исходя из этого, можно сделать вывод, что Бог существует. Да, Митч, я действительно верю, что он есть.
– Очень любопытно, – медленно произнес Митч. – Только знаешь, на такой трудный вопрос у людей принято давать более простой ответ.
И Митч быстро бросил трубку служебного аппарата, мгновенно догадавшись, что Измаилу зачем-то понадобилось задержать его. Надо как можно скорее выбираться из этой шахты.
– Митч! – орал голос из телефонной трубки. – Не бросай меня здесь, прошу тебя!
Но Митч, сняв обе ноги со ступенек и крепко обхватив лестницу по бокам, ловко проскользил последние пятьдесят или шестьдесят футов, как пожарный, опускающийся по сигналу тревоги. Работающие от батарей сенсорные лампы внутреннего освещения быстро включались и выключались, когда он проносился мимо них, все дальше удаляясь от телефона-ловушки. Он быстро добрался до второго этажа, снова поставил ноги на ступени; миновал последние футы и уперся плечом в дверь, ведущую к выходу, и с размаху приземлился на пол аппаратурной первого этажа. В шахте его нога зацепилась за один из кабелей и на короткое мгновение, пока не удалось рывком освободиться, ему показалось, что это щупальце какого-то гигантского осьминога. Он отполз подальше от шахты и, опершись спиной на стойку с аппаратурой, попытался успокоить дыхание, а заодно и нервы.
– Проклятие, как тебе это удалось? – громко спросил он себя с трепетом в голосе. – Как здорово ты сымитировал голос Грейбла. Даже смех абсолютно его.
Потом до него дошло, как все было сделано. На каком-то этапе компьютер просто зафиксировал образец голоса Аллена Грейбла и переписал его в двоичном коде, который выглядел как обычная последовательность импульсов. Но неужели этого достаточно, чтобы вступить в развернутую беседу? И даже рассуждать на темы теологии? Просто фантастика! Митчу подумалось: если Измаил способен на такое, то от него практически всего можно ожидать.
Ну, может быть, и не всего. Митч напомнил себе, что сам-то в конце концов был еще жив. Зачем же Измаил все это затеял? Не для собственного же развлечения, это уж точно.
Поднявшись на ноги, Митч вернулся к открытой двери в шахту и осторожно заглянул внутрь. На первый взгляд там все выглядело без изменений. И все-таки что-то здесь было не так – он это нутром чуял. Митч надеялся, что ему не придется подниматься назад, чтобы выяснить, какой сюрприз припас для него Измаил.
Выйдя из аппаратурной, он направился в сторону светильников, освещавших вестибюль. Он передвигался крадучись, в постоянном ожидании, что любая дверь может отвориться и оттуда вывалится очередной «подарок» компьютера. На краю балкона он посмотрел за ограждение, прикидывая, как бы лучше спуститься на опорную балку.
Митч считал, что здесь должно быть порядка пятнадцати футов, однако теперь увидел, что, пожалуй, и все тридцать. Как-то совсем выпало из головы,
Подойдя к краю, Митч перелез через перила и встал на горизонтальный брус, выступавший из гигантской опорной колонны, которая тянулась вверх до самой крыши. С другой стороны колонны виднелась желанная распорка, которая шла под углом сорок пять градусов к полу цокольного этажа. Словно канатоходец, он прошел по балке и, обхватив колонну рукой и ногой, попытался нащупать свободной ногой то место, где балка проходила над укосиной. Колонна была не слишком широкая. Вытянув ногу, он попытался нащупать уступ, чтобы обогнуть колонну. После нескольких безуспешных попыток он совсем было отчаялся в успехе. Для того чтобы перебраться на другую сторону, ему надо было полностью сойти со спасительной балки и перенести вес тела на крохотный, не больше сантиметра, выступ между двумя секциями колонны. А оттуда пути назад не было. Граница между жизнью и смертью здесь ощущалась вполне явственно. Когда-то давно, еще будучи скаутом, он сорвался со скалы, нависавшей над океаном, и, хотя высота была раза в два меньше, чем сегодня, заработал несколько переломов. Ему живо припомнился страшный удар о камни и то, как он застыл от ужаса, решив, что уже мертв. Митч знал, что тогда ему здорово повезло, и не надеялся, что будет столь же удачлив на этот раз.
Решительно оттолкнувшись от бруса, он тесно прижался к колонне, подобно мухе, и стал по сантиметрам передвигаться вдоль узенького бордюра, опираясь на него самыми краями ботинок. Возможно, этот путь занял у него не больше минуты, но самому Митчу казалось, что он висит на этой колонне целую вечность и ему никогда не перебраться на другую сторону.
Учитывая потенциальное преимущество компьютера, Бич выбрал закрытый Вариант игры с неклассическим первым ходом, f2-f4, отказываясь от немедленной инициативы. Из чисто арифметических соображений он понимал, что лучше выглядит е2-е4, поскольку открывает сразу четыре поля для ферзя, однако при этом пешка оставалась незащищенной, а Бич интуитивно чувствовал, что именно в этом для него таятся скрытые неприятности. Кроме того, он почти наверняка знал, что все варианты открытых начал с первым ходом королевской пешки Измаилу прекрасно известны. Поэтому такая осторожность со стороны Бича была вполне оправданной. А вот то, что Измаил продемонстрировал не меньшую осторожность при ответе за черных, показалось довольно странным. После двадцати ходов Бич был вполне доволен своей позицией. По крайней мере, до разгрома еще далеко.
– Как он? – спросила Дженни у Куртиса. Виллис Эллери лежал, обернувшись бледным лицом к стене, и только редкий кашель свидетельствовал о том, что он еще жив.
– Должен выдержать.
Дженни взглянула сначала на часы, а потом на трубку переговорного устройства.
– Уже час прошел, – сказала она.
– Значит, осталось еще десять, – пробормотал Бич.
– Думаю, это заняло больше времени, чем он предполагал. Но, увидишь, он доберется, – успокоил ее Куртис.
– Надеюсь, что вы не ошиблись.
Приподняв голову со сложенных на столе рук, Марти Бирнбаум затуманенным взором уставился на Боба Бича, а затем наклонился к плечу Куртиса.
– Сержант, – прошипел он.
– Что случилось?
– Что-то ужасное.
– Что именно?
Бирнбаум нервно провел ладонью по щетинистой щеке, а затем высморкался.
– Бич... – просипел он. – Боб Бич сидит там и играет в шахматы. А вы знаете, с кем он играет?
– С компьютером. Ну и что дальше?
– Нет, не с компьютером. В том-то и дело. – Взяв пустой винный бокал, Бирнбаум тупо уставился на него. – Сначала я боялся в это даже поверить. Но теперь немного поразмыслил и понял, что он просто делает вид, будто играет с компьютером.
– Ас кем же тогда?
– Со смертью. Бич сидит там и играет со смертью.
– Ну и кто из нас несет чушь? – Не выдержав, Элен фыркнула.
– Нет, в самом деле. Я просто уверен.
Куртис поднял с пола пустую бутылку из-под вина и поставил ее на стол. Бирнбаум тут же попытался наполнить из нее свой бокал.