Республика ШКИД (большой сборник)
Шрифт:
– Надо приспосабливаться, Кирилл Иванович… Раньше Виктор Николаевич сам ребят по распределителям отбирал, а теперь всех их без отбора шлют, коллега…
– Порядочки, — злобно фыркнул высокий. — Через эти порядочки я поэтику не могу проходить дальше, у меня во втором классе по две ошибки в слове делают, а вы — порядочки.
– Ну что же делать, Кирилл Иванович, не гнать же их на улицу? Приспосабливаться нам с вами, выходит, надо, а не по-старому учить. Раньше у нас, говорю, отборный ученик был, таланты в некотором роде, а теперь середнячок
– Раньше драли их, чертей, так они и учились, — заметил дворник, укладывавший в печку дрова. — А то нынче разве наука? Баловство одно. Вы хошь бы их ремеслу учили, — сапоги шить…
– Что ты, Степан! — всполошился и взволновался Сашкец. — Это в приютах раньше одному ремеслу вместо наук учили, сапожников выпускали… И, конечно, правильно ты говоришь, что и били при этом.
– Бьют и нынче, — проворчал дворник: — а насчет наук, то раньше хоть по крайней мере сапожниками делали, а теперь у вас одни босяки выходят, беспризорники…
– Нет, то есть, как это нынче бьют? — придирчиво ввязался высокий воспитатель, ярко пылая своим багровым прыщиком. — Значит и теперь бьют, да? Значит, и у нас бьют, да? Значит, и мы бьем, да?
Про новенького все забыли.
Химик стоял, опустив глаза, с тупым и мрачным выражением, которое всегда бывало у него при встречах и разговорах с воспитателями.
Но ни одна подробность разговора не была упущена им. Он чутко прислушивался и все-таки никак не мог понять, что представляет собою Шкида.
– Это вам не старый режим! — кричал, пылая прыщиком, высокий воспитатель (дворник ожесточенно молчал). Это при старом режиме тиранствовали над воспитанниками, унижали и запугивали их, да-с… А нынче обращение всюду гуманное и человеческое, потому что воспитанники в некотором роде наши младшие товарищи, да-с…
Вдруг он замолчал. Дворник поднялся с полу и снял шапку.
В дверь вошел высокий пожилой человек, одетый в серый пиджак и синие кавалерийские рейтузы. У него было тяжелое худощавое лицо, маленькие глаза, блестящие за очками в роговой оправе, стриженные ежиком волосы и широкие, похожие на лопухи уши.
– Новенький?
– Да, Виктор Николаевич, — разом заговорили оба воспитателя. — Только что прислали, от профессора Подольского.
Виктор Николаевич взял из рук Сашкеца бумажку, быстро проглядел ее и уставился на Химика.
– Ты у меня смотри, каналья! — крикнул вдруг, багровея, заведующий. — Я, брат, не потерплю!… Я с тобой живо расправлюсь!
Викниксор подбоченился и топнул ногой (дворник расплылся в улыбке).
– Я тебя, голубчика насквозь вижу!… Ты так и знай, что воровства и хулиганства я не потерплю! Стой смирно! Выпрямься!… Вынь руки из кармана!… Ты у меня здесь по-другому заговоришь… Что?… Что ты там бормочешь?
– Я ничего… — потерявшись, прошептал Химик. Он никак не мог догадаться о причине гнева заведующего, зная за собой только одну вину: украденные у торговки по дороге в Шкиду две пачки папирос.
"Но
– То-то, ничего. Если не нравится, можешь убираться на все четыре стороны. Я воров и хулиганов не держу!… — Викниксор закашлялся и приказал:
– Уведите!…
– А вы обратили внимание, Виктор Николаевич, — спросил в учительской Сашкец, — что новичок — инвалид?
– Нет, не заметил.
– У него нет левой руки.
Не успел Химик осмотреться в гардеробной, как воспитатель заторопил его, и они отправились в класс.
По первоначалу урок промелькнул быстро. Природовед — тусклое, обсыпанное пылью существо в пенсне и черной студенческой тужурке — громким и вялым голосом объяснял про хитиновый покров. Что такое хитиновый покров, — новичок, понять не успел, потому что урок кончился.
В перемену Химика окружили шкидцы и стали рассматривать. Кто-то спросил фамилию — Химик ответил. Он удивлялся, что к нему не пристают и не задирают. Потом сосед его по парте, маленький и пухленький шкидец, по прозвищу Мышка, стал рассказывав про Шкиду. Прозвали этого шкидца Мышкой за маленький рост, круглость и внешнюю тихость.
Тихостью в Шкиде называлось умение тихо и незаметно делать "дела", что весьма успешно он проделывал с викниксоровской мамашей.
Эта подслеповатая, еле двигающаяся старушка, прозванная шкидцами Совой, готовила обычно на общей кухне. Всегда околачивавшийся там, имевший пристрастие к еде, Мышка, когда видел, что готовится что-нибудь по его вкусу, тихонько исчезал из кухни и, притаившись в темной прихожей около викниксоровской квартиры, терпеливо поджидал Сову.
– Витенька, — входила к Викниксору старушка, — сядь, покушай котлетку! — и протягивала перед собой подносик.
Протягивала и не замечала своими уставшими жить глазами, что на подносике, кроме пустой тарелки, ничего больше не было, а Мышка в другом темном углу уже хрустел заботливо поджаренной котлеткой.
Ел осторожно, откусывая по маленькому кусочку — совсем по-мышиному…
Воспитателей Мышка величал халдеями, заведующего Викниксором, природоведа Амебой, а высокого воспитателя Кирилла Ивановича знал попросту Кирой.
Со следующего урока начались Химиковы мучения. Каждый преподаватель вызывал его к доске и заставлял отвечать. Химик поспешно вылезал из-за парты, выходил вперед, но молчал. Глаза были опущены вниз, и лицо принимало привычное выражение — мрачное и тупое.
Худшие ожидания новичка оправдывались: в Шкиде действительно учились много. До обеда он вытерпел четыре урока, а на седьмом (третьем после обеда) его начало мутить.
– Ну что, кончились? — спросил он у соседа, когда прозвенел звонок и ребята начали вытаскивать шапки.
– Ум-гу… Два часа до ужина гулять можно…
– А потом?
– Потом — ужин.
– Не-е… После ужина что?
– Уроки опять. До чая… — И Мышка, напялив шапку-треух, убежал, а Химик медленно поплелся в зал.