Республика ШКИД (большой сборник)

Белых Григорий Георгиевич

— Кривцова?! Голубушка, ты куда? Без халата!

— Дунечка... милая... на минутку... Сейчас уйдем.

— Ты же была только что...

— Да вот — с землячком повстречалась. Друзья они с Василием Федоровичем.

— Это ты землячок? — сказала женщина, с усмешкой посмотрев на Леньку.

— Пожалуйста... на минутку, — пробормотал Ленька, шаркая зачем-то ногой.

— Ну, бог с вами, идите. Недолго только. Сейчас обход будет.

Большая больничная палата была плотно забита койками. Не успел Ленька переступить порог, как в носу у него защекотало

от крепкого запаха аптеки, уборной и кислых снетковых щей. Он робко шел за Феклой Семеновной, а со всех сторон смотрели на него из-под бинтов и повязок — любопытные и бесстрастные, голубые, карие, серые, веселые, грустные, злые, добрые, измученные и уже потухающие глаза. Во всех углах разговаривали, кашляли, бредили, стонали, смеялись, щелкали костяшками домино, стучали кружками и оловянными мисками...

Кривцов лежал в самом конце палаты, у окна. Ленька в испуге остановился, увидев, как похудел и осунулся председатель. Он стал еще больше похож на угодника с иконы. От белых бинтов, которыми была замотана его голова, лицо его казалось еще темнее. Красивая русая борода была коротко острижена. Он лежал на спине, полузакрыв ввалившиеся глаза, и шевелил губами.

— Василий Федорович, не спишь? Гостя прицела...

Он с трудом открыл глаза, неудобно повернул голову и прищурился.

— А-а! — сказал он слабым голосом, улыбаясь и делая попытку приподняться на локте. — Здравствуйте! Это как же вы? Какими судьбами?

— Я так... случайно, — забормотал Ленька, тоже пробуя улыбнуться. — Мы ведь не знали, не думали, что вы...

— Думали, что я богу душу отдал? Да?

Он держал Ленькину руку в своей большой теплой руке и с улыбкой смотрел на мальчика.

— Я рад, — сказал он тихо.

Ленька присел на корточки. Он тоже чувствовал огромную радость, он чувствовал нежность к этому большому, сильному, связанному бинтами и прикованному к постели человеку, но не знал, какими словами сказать об этом.

— Вы садитесь, — зашевелился Кривцов. — Вот табуреточка... Скиньте с нее... Фекла, помоги...

На табуретке стояла бутылка с молоком, лежали круглый хлеб, яйца, несколько огурцов и тоненькая книжечка с вложенным в нее карандашом.

— Ничего... спасибо, — сказал Ленька. — Я так. Мне ведь скоро идти...

Он сидел на корточках и несмело поглаживал руку Василия Федоровича.

— Ну, что там у нас... дома, в деревне? — полузакрыв глаза, спрашивал Василий Федорович.

— Ничего... так... все в порядке, — бодрым голосом отвечал Ленька, чувствуя на себе беспокойный, настороженный взгляд Феклы Семеновны. — Ваша изба в целости... Я заходил, видел.

— Да я не о том. Я хотел спросить: кто там у нас верховодит? Глебовы-то еще хозяйничают?

— Да. Федор Глебов на днях лавку открыл. Торгует. Сыновья его, которые раньше в лесу скрывались, теперь дома живут. А с Хорькой я не играю больше.

— Это почему ж так?

— Вы же знаете, почему, — нахмурился Ленька.

Он смотрел на Кривцова и думая, что председатель очень изменился. Не в том дело, что его остригли и что он похудел. Голос

у него был расслабленный, больной, но в этом голосе не было уже тех нежных, девичьих ноток, которые так поразили Леньку когда-то в сумерках на Большой дороге.

— Ничего, — говорил он с невеселой усмешкой. — Пускай похозяйничают, потешатся напоследок... Ведь, дураки пошехонские, не понимают и понять не хотят, что Советская власть — навечно, что ее ни вилами, ни топорами, ни английскими пулеметами не сокрушить... Помните? — сказал он, открывая глаза. И опять в его голосе зазвучали теплые певучие нотки, когда, приподнявшись на локте, он хрипловатым голосом медленно, упирая на букву "о", прочел:

Рать подымается

Неисчислимая!

Сила в ней скажется

Несокрушимая!

— Это что? Откуда? — спросил Ленька.

— А это у Некрасова. Не читали разве? "Русь" называется... Несокрушимая!.. Это ведь про нас с тобой сказано, про наше времечко!..

— Василий Федорович, — сказал Ленька. — А это правда, что у вас...

Он запнулся.

— Что это у меня?

— Что у вас — восемнадцать ран?

Кривцов негромко посмеялся в бороду.

— Не знаю, дружок. Я не считал.

— Да, да, правда... Мне Фекла Семеновна говорила.

И, наклонившись к раненому, Ленька покраснел, как девочка, и сказал:

— Ведь вы — знаете, Василий Федогыч, кто? Вы — гегой.

— Ну вот! Придумали... Я, дорогой мой, русский мужик. А русский мужик сильный, он все выдюжит. Это вот она у меня действительно героиня, — сказал он, улыбаясь и показывая глазами на жену, которая молча стояла у него в изножий, облокотившись на спинку кровати. — Ведь это она меня от смерти спасла...

— Полно тебе, Василий Федорович, — заливаясь румянцем, ответила Фекла Семеновна. — Не я тебя спасла, а дохтор... Вот он идет! — сказала она вдруг испуганным шепотом.

Ленька оглянулся.

Через палату быстро шел, размахивая руками и держа направление прямо к нему, невысокий румяный человек в белом халате и в белой кругленькой шапочке, сдвинутой на затылок.

— Позвольте, хе-хе, — говорил он, двигая густыми черными бровями. — Это что такое? Товарищ Кривцова, это как же вы, хе-хе, без халата сюда? И кто вас пустил?

— Прости, батюшка. Я сейчас. Я на минутку, — забормотала Фекла Семеновна.

Ленька поднялся и смущенно смотрел на доктора. Он сразу узнал его.

— А это что за птица? — сказал тот, останавливаясь и разглядывая мальчика. — Хе-хе. Интересно... Ты как сюда попал, попугай?

— Это ко мне, Борис Яковлевич, — слабым голосом сказал Кривцов.

— Я так... на минутку... зашел. Здравствуйте, доктор, — сказал Ленька, вежливо кланяясь и шаркая ногой.

— Хе-хе. Постой! Где я тебя видел? — сказал доктор, взяв мальчика за подбородок. — Ты у меня лечился когда-нибудь?

— Еще бы... Вы разве не помните? Вы же меня кололи...

— Хе-хе. Колол! Я, мой друг, за свою жизнь, хе-хе, переколол, вероятно, хе-хе, десять тысяч мальчиков и такое же количество девочек. Где? Когда? Напомни.