Республика Шкид (сборник)

Белых Григорий Георгиевич

В то же время питомник стал замечать рост популярности Цыгана.

Колька ужо не ходил мокрой курицей, новичком, а запросто, по-товарищески беседовал с завшколой и долгие вечера коротал с ним за шахматной доской.

– Ишь, стерва, подлизывается к Викниксору, – злобно скулили ребята, поглядывая на ловкого фаворита, но тот и в ус не дул и по-прежнему увивался около зава.

– Не иначе как кляузником будет, – разжигал массы Воробей.

Ребята слушали и озлоблялись, но Цыган не обращал внимания на хмурившихся товарищей, хотя

было обидно, что до сих пор с ним никто не желал дружить, а тем более повиноваться ему так, как повиновались Воробышку.

Дело в том, что Шкида только тогда начинала уважать своего товарища, когда находила в нем что-нибудь особенное – такое, чего нет у других.

У Воробья это было. У него имелась балалайка, паршивая, расстроенная в ладах балалайка, и умение кое-как тренькать на ней. Из всех воспитанников никто этой науки не осилил, и поэтому единственного музыканта уважали.

У Цыгана еще не было случая завоевать расположение товарищей, но он искал долго, упорно и наконец нашел.

Однажды, сидя в кабинете завшколой за партией в шахматы, Колька, победив три раза подряд, четвертую игру нарочно провалил.

Приунывший Викниксор повеселел. Несмотря на свои пятнадцать лет, Колька хорошо играл в шахматы, и завшколой редко выигрывал. Поэтому он очень обрадовался, когда загнанный и зашахованный его король вдруг получил возможность дышать, а через шесть ходов Колька пропустил важное передвижение и получил мат.

– Красивый матик. Здорово вы мне влепили, – притворно восторгался Цыган, разваливаясь в кожаном кресле. – Очень красивый мат, Виктор Николаевич.

Викниксор расцвел в улыбке.

– Что? Получил? То-то, брат. Знай наших.

Цыган минуту выждал, тактично промолчав, и дал Викниксору возможность насладиться победой. Потом, переменив тон, небрежно спросил:

– Виктор Николаевич, а как насчет газеты? Будете выпускать или нет?

– Как же, как же. Она уже почти готова, – оживился Викниксор. – Только вот, брат, материалу маловато. Ребята не несут. Приходится самому писать.

– Да, это плохо, – посочувствовал Колька, но Викниксор уже увлекся:

– Ты знаешь, я и название придумал, и даже пробовал сам заголовок нарисовать, но ничего не вышло, плохо рисую. Зато весь номер уже перепечатан, только уголок заполнить осталось. Я пробовал и стихи написать, да что-то неудачно выходит. А ведь когда-то гимназистом писал, и писал недурно. Помню, еще, бывало, Блок мне завидовал. Ты знаешь Блока – поэта знаменитого?

– Знаю, Виктор Николаевич. Он «Двенадцать» написал. Читал.

– Ну вот. Так я с ним в гимназии на одной парте сидел, и вот, бывало, сидим и пишем стихи, все своим дамам сердца посвящали. Так ведь, представь себе, бывало, так у меня складно выходило, что Блок завидовал.

– Неужели завидовал? – удивлялся Колька.

– Да. А вот теперь совсем не могу писать – разучился.

– А я ведь с вами, Виктор Николаевич, как раз об этом и хотел поговорить, – деликатно вставил Цыган.

Завшколой удивленно взглянул.

– Ну-ну, говори.

Колька помялся.

– Да вот тоже, вы знаете, попробовал стишки написать, принес показать вам.

– Стишки? Молодец. Давай, давай сюда.

– Они, Виктор Николаевич, так, первые мои стихи. Я их о выпуске стенгазеты написал.

– Вот, вот и хорошо.

Тон заведующего был такой ободряющий и ласковый, что Колька уже совсем спокойно вытащил свои стихи и, положив на стол, отошел в сторону.

Завшколой взял листочек и стал читать вслух:

Ура, ребята! В нашей школе Свершилось чудо в один миг. И вот теперь висит на стенке Своя газета – просто шик.

Прочтя первый куплет, Викниксор помолчал, подумал и сказал:

– Гм. Ничего.

Колька, чуть не прыгая от радости, выскочил из каби нета.

В спальню он вошел спокойный.

Ребята по-прежнему сидели у печки. При его входе никто даже не оглянулся, и Кольку это еще больше обозлило.

– Ладно, черти, узнаете, – бормотал он, укладываясь спать.

Через пару дней Шкида действительно узнала Громоносцева.

– Ты видел, а?

– Что?

– Вот чумичка. Что! Пойди-ка к канцелярии. Позексай, газету выпустили школьную. «Ученик» называется.

– Ну?

– Ты погляди, а потом нукай. Громоносцев-то у нас…

– Что Громоносцев?

– Погляди – увидишь!

Шли толпами и смотрели на два маленьких листика. Четвертую часть всей газеты занимал заголовок, разрисованный карандашами.

Читали напечатанные бледным шрифтом статейки без подписи о методах воспитания в школе, потом шмыгали глазами по второму листку и изумленно гоготали:

– Ай да Цыган! Ловко оттяпал.

– Прямо поэт.

Колька и сам не поверил, когда увидел свои стихи рядом с большой статьей Викниксора, но под стихами стояло: «Ник. Громоносцев». Оставалось верить и торжествовать.

Стихи были чуть-чуть исправлены и первое четверостишие звучало так:

Ура, ребята! В нашей школе Свершилось чудо в один миг! У канцелярии на стенке Висит газета «Ученик».

Газета произвела большое впечатление. Читали ее несколько раз. Вызывал некоторое недоумение заголовок, представлявший собою нечто странное. По белому полю полукругом было расположено название «Ученик», а под ним помещался загадочный рисунок – головка подсолнуха с оранжевыми лепестками, внутри которого красовался черный круг с двумя белыми буквами: «Ш. Д.», вписанными одна в одну – монограммой.