Республиканские Коммандо 2: Тройной Ноль

Трэвисс Карен

Свет и Тьма зависят всего лишь от точки зрения. Как это может быть?

Как бесстрастная практичность Вэу может быть морально выше гнева и любви Скираты?

Годами Этейн боролась с собственными гневом и обидой. Выбор был прост – быть хорошим джедаем или не стать джедаем, с подтекстом (иногда невысказанным, иногда – нет), что "не стать" означало Темную сторону.

Но был и третий путь: уйти из Ордена.

Этейн вытерла лицо полотенцем и взглянула в лицо осознанию. Она осталась джедаем, потому что не знала другой жизни. Она жалела Орджула не потому,

что пытала его, но потому, что у него отняли единственное, что его держало – убеждения, без которых у него не было пути. И на деле она жалела себя – свое отсутствие пути – и отрицанием перенесла его на свою жертву.

"Единственное неэгоистичное, что я сделала – то, что я не сосредоточилась на попытках стать хорошим, бесстрастным, беспристрастным джедаем, а заботилась о клонах и спрашивал, что мы с ними сделаем".

И таков был ее путь.

Он был очень ясным, но внутри она все равно содрогалась от боли. Откровение – не значит исцеление.

Этейн опустилась на край ванны, склонив голову.

– Мэм, что-то случилось? – голос Дармана. Он должен был звучать так же, как и у всех клонов, но звучал иначе. У них у всех были различия – акцент, высота звука, тон. И он был Даром.

Теперь она могла почувствовать его в другой звездной системе. Этейн множество раз хотела потянуться к нему через Силу, но боялась, что это отвлечет его от обязанностей и поставит под угрозу, или (если он поймет, что это она и не приветствует) рассердить его.

В конце концов, он мог остаться на Квиилуре с ней. И выбрал уход с отрядом. Что бы она к нему не чувствовала… и что только усилилось после разлуки… это может не быть взаимным.

Коммандо вновь позвал:

– Все в порядке?

Этейн открыла дверь и Дарман заглянул внутрь.

– Не надо меня называть сейчас "мэм", Дар.

– Я не хотел мешать…

– Не продолжай.

Он сделал пару шагов в комнату – осторожно, будто она была заминирована. Она это уже видела; приходилось полагаться на его военное мастерство, когда на кону была жизнь. Коммандо всегда был таким сосредоточенным и умелым. Когда она сомневалась, он был уверен.

– Так тебе по-прежнему нелегко, – сказал Дарман.

– Что?

– Поддаваться гневу. Знаешь… насилие.

– О, любой мастер-джедай мною бы гордился. Я все сделала без гнева. Гнев ведет к Темной стороне. Спокойствие – и все в порядке.

– Знаю, это могло быть тяжело. Помню, как сержант Кэл реагировал, когда ему приходилось…

– Нет. Я нанесла вред незнакомцу. Никакой личной проблемы.

– Это не делает тебя скверной. Это надо было сделать. Тебя это беспокоит?

– Может быть. И еще сомнения.

Этейн не хотелось оставаться наедине со своими мыслями. Можно было медитировать; у нее была сила воли и старые навыки, которые помогли бы пройти эту сумятицу и сделать то, что джедаи делали тысячелетиями – отрешиться от этого момента. Но она не хотела.

Этейн хотела рискнуть и жить с этими ужасными чувствами. Опасность вдруг промелькнула в том, чтобы их отрицать… как она неудачно пыталась отринуть чувства к Дарману.

– Дар, у тебя когда-нибудь были сомнения? Ты всегда говорил, что был уверен в своей роли. Я чувствовала, что так и есть.

– Тебе действительно хочется знать?

– Да.

– Я все время сомневаюсь.

– В чем?

– Прежде чем мы покинули Камино, я был так уверен в том, что надо делать. Теперь… ну, чем больше я смотрю на Галактику… чем больше смотрю на других людей… тем чаще я думаю – почему я? Почему я живу так, а не как люди, которых я видел на Корусканте? Когда мы победим в войне – что станет со мной и моими братьями?

Они не были глупы. Они были весьма умны; их так воспитывали, вообще-то. И если вы воспитываете людей, чтобы они были умными, изобретательными, неунывающими и агрессивными, то рано или поздно они заметят, что их мир не слишком-то честен. И начнут негодовать.

– Я задаю себе тот же вопрос, – сказала Этейн.

– Такое чувство, что я утрачиваю верность.

– Задавать вопросы – не значит не быть верным.

– Но это опасно, – заметил Дарман.

– Для статус-кво?

– Иногда нельзя спорить со всем. Это как с приказами. Ты не видишь всю битву, и может оказаться, что приказ, который проигнорируешь, мог быть именно тем, что спасло бы твою жизнь.

– Я рад, что ты сомневаешься. И рад, что и я сомневаюсь, – Дарман прислонился к стене, воплощая собой уверенность. – Хочешь поесть? Мы собираемся рискнуть и отведать у Квиббу нерфа в глоковом соусе. Скорч считает, что это панцирная крыса.

– Не думаю, что могу сейчас выйти на люди.

– Наверное, ты переоцениваешь популярность кухни Квиббу, – он пожал плечами. – Может, я могу заставить повара оглушить еду из моей "дисишки" и прислать нам ее сюда.

В этом был весь Дарман: всегда ищет хорошую сторону. По идее, она должна была его вдохновлять, но на Квиилуре именно он раз за разом заставлял ее подниматься и сражаться. Этейн подумала – он вообще знает, насколько изменил ее жизнь?

– Хорошо, – сказала она. – Но только если составишь мне компанию.

– Да, обедать бронированной крысой в одиночку – напрашиваться на неприятности, – он вдруг усмехнулся, и Этейн это согрело душу. – Будет кому оказать первую помощь.

Из коридора донесся голос Найнера.

– Дар, ты с нами, или как? Фай и Сев, по идее, должны отправляться на наблюдение.

– Нет, я что-нибудь закажу сюда. Они могут идти с тобой, мы тут приглядим, – Дарман склонил голову, словно ожидая упрека. – Нормально?

На этот раз прозвучал голос Скираты.

– Два стейка?

– Пожалуйста.

– А не что-нибудь побезопаснее, вроде яиц?

– Стейки. Мы ничего не боимся.

Неожиданно Этейн едва не рассмеялась. Фай был комедиантом, но Дар просто поднимал настроение. Он не пытался подавить боль.

И еще он казался ей удивительно привлекательным, хоть и выглядел так же, как и его братья. Она восхищалась своими друзьями, но они не были Дарманом, и почему-то даже не были на него похожи. Никто не будет так дорог для нее – это она знала.