Ретро-Детектив-3. Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
– Неужели это растение настолько ядовито? – не сдержал удивления полицмейстер.
– Да. Это действительно так, Ипполит Константинович. Самое опасное действующее вещество – алкалоид токсин содержится почти во всех частях дерева, а особенно в семенах и хвое. Токсин поражает нервную систему и органы пищеварения. Еще Юлий Цезарь в своих сочинениях упоминал о его смертоносном свойстве. Конечно, проще было бы воспользоваться, например, цианистым калием. Но для этого пришлось бы зарегистрироваться в аптечном журнале продажи ядовитых препаратов. Этого, по понятным причинам, Васильчиков сделать не мог. Естественно, алкалоид токсин по сравнению с цианидом более слабое вещество, но в комбинации со снотворным эта коварная отрава завоевывает человеческий организм очень быстро. О странном священнике нам, если помните, рассказывал и начальник акцизного управления Гайваронский, и Пейхович, и господин Доршт. Наблюдательный немец, будучи превосходным ювелиром, подметил одну очень важную деталь – у батюшки на груди висел не наперсный крест, а панагия. Из этого следовало, что он не простой приходской священник, а самый настоящий архиерей, и это вполне обоснованно вызвало подозрения. Во-первых, для такого сана он был слишком молод; во-вторых, несмотря на строжайший пост, столовался в вагоне-ресторане, прилюдно нарушая православный запрет; ну и, в-третьих, священнослужителя такого уровня на вокзале после прибытия поезда никто не встречал, что, согласитесь, очень странно. А когда на съемной квартире убитого актера мы нашли весь этот гардероб, то все стало на свои места.
– Позвольте, Клим Пантелеевич, но ведь мы считали, что именно Абрашкин и был тем самым переодетым батюшкой. При чем здесь Васильчиков? – задал вполне закономерный вопрос
– В самом деле, такой вывод напрашивался сам собой, если бы не ряд других обстоятельств, полностью исключающих данную версию. Если вы помните, сам артист был уже далеко не молодой человек, и в таком случае его возраст по отношению к церковному сану не вызвал бы недоумения ни у Гайваронского, ни у Доршта. Не забывайте также, что по средам Абрашкин исполнял роль Добчинского в «Ревизоре». Нападение на поезд имело место как раз в среду, так что участвовать в театральной постановке и одновременно оказаться в том злосчастном поезде он попросту не мог. Знаете, меня насторожил запомнившийся всем большой кожаный чемодан, с которым вояжировал церковнослужитель. Согласитесь, мало кому приходилось видеть владыку с громоздкой ношей. Ведь для этого у него всегда найдутся помощники… Да и почему-то он не сдал его в багажное отделение, а оставил в купе. Некоторое время я не мог найти логичного объяснения этому факту, но, встретив сегодня на вокзале штабс-ротмистра в форме и со скромным чемоданчиком, я все понял. Его большой собрат был необходим для того, чтобы уместить в нем военную форму с ее обязательным атрибутом – драгунской шашкой. Туда же можно было при необходимости спрятать и украденный саквояж французских курьеров. В любой момент события могли развернуться таким образом, что Васильчикову пришлось бы поменять обличье, и вот тогда из купе вместо церковного сановника вышел бы бравый офицер 15-го драгунского Переяславского полка. Брильянты могли легко поместиться в потайном отделении ножен, а саквояж, в случае опасности, можно было просто выбросить в окно. Но в дело вмешался «его величество случай» – на поезд был совершен налет, и грабители тем самым отвели подозрения от пассажиров кавказского скорого. Теперь из материалов следствия нам известно, что Полина Воротынцева также ехала в одном из вагонов и сорвала тормоз Вестингауза на условленном участке дороги, чем помогла сообщникам проникнуть в купе № 8. Да только они опоздали и остались ни с чем. «Наводка» господина Расстегаева не помогла. Еще в поезде, сразу после налета Евсеева и Тавлоева, Васильчикову стало ясно, что при таких обстоятельствах не имеет смысла уничтожать саквояж и сопроводительную бумагу торгового дома «Бушерон», адресованную Соломону Моисеевичу, а также своеобразный пароль – письмо господина Жиха, посланное в Париж некоторое время назад. Они могли ему очень пригодиться. Поручик ясно понимал, что продажа такого количества ценностей вряд ли будет возможна, особенно после того, как о разбойном нападении раструбят во всех газетах, да и значительной прибыли эта сделка уже не принесет. И только один человек мог заплатить за них хорошую цену – тот, кому они предназначались, – Соломон Моисеевич Жих. Вот тогда и возник у Бронислава Арнольдовича дерзкий план с использованием давнего приятеля из Варшавского театра, находившегося в Ставрополе на гастролях – Апполона Абрашкина. Кстати, именно он ранее и одолжил Васильчикову театральный костюм священника. Выполняя указание поручика, артист, представившись французом и курьером Торгового дома «Бушерон», продал господину Жиху украденные драгоценности, получив за это от Васильчикова небольшое вознаграждение в виде ювелирного украшения – известной вам бабочки и еще некоторого количества камней. Деньги поручик отправил посылкой в Варшаву на центральный почтамт с указанием «до востребования» на свое имя. Об этом свидетельствует запись в почтовой книге, откуда я и переписал номер квитанции с любезного согласия господина Расстегаева – нашего недавнего почтмейстера. Я думаю, господа полицейские, вам будет не сложно телеграфировать в Варшаву, с тем чтобы содержимое упомянутой посылки было проверено. И если там окажутся наличные деньги, то вы немедленно получите еще одно неопровержимое доказательство вины штабс-ротмистра в убийстве двух курьеров Торгового дома «Бушерон». Хотя не исключаю, что вместо денег вы можете обнаружить там старые журналы или подшивку давнишних газет. Кто знает?
Васильчиков вскинул на присяжного поверенного удивленный взгляд.
– Как прикажете понимать ваше сомнение, Клим Пантелеевич? – спросил полицмейстер.
– А где гарантия, что, допустим, покойный Тюлькин или Расстегаев не вскрыли посылку еще здесь? – парировал Ардашев. – Итак, все складывалось по разработанному преступником плану, но опять в стройный ряд запланированных событий вмешался слепой случай – в театре Соломон Моисеевич узнал в актере мнимого француза, накануне продавшего ему камни. Аполлон Абрашкин сообщает о неприятном разговоре поручику, после чего тот и принимает дерзкое решение – вторично завладеть драгоценностями. Осуществить этот план можно было только при одном условии – убрать Жиха, другого выбора и не могло быть.
– Выходит, если бы Жих тогда не побоялся и обратился бы в полицию, поведав нам об артисте, то он остался бы цел? – расправляя напомаженные усы, спросил Поляничко.
– Несомненно! Более того, он тем самым спас бы и Абрашкина. Ведь в операции по устранению коммерсанта он играл роль наживки, и ему в дальнейшем была уготована та же печальная участь, что и Соломону Моисеевичу, поскольку артист – единственная ниточка, ведущая к преступнику. И если бы впоследствии актера не убили бандиты, то его обязательно прикончил бы Васильчиков. А полиция, найдя церковное облачение на его квартире, приняла бы Абрашкина за главаря шайки. Если бы, конечно, смогла определить, что французы были мертвы задолго до вооруженного налета, – разъяснил присяжный поверенный.
– Складно излагаете, Клим Пантелеевич. Вам бы романы писать, а не сутяжничеством заниматься. Правда, намудрили несколько, но сюжетец, скажу я вам, занятный получился, – иронизировал штабс-ротмистр.
– А дальше будет еще интересней, Бронислав Арнольдович… Итак, следует заметить, что Жих был очень осторожным человеком, но пойти в полицию по понятным причинам не мог и поэтому был вынужден сам отправиться на встречу. Тем ранним утром он навестил меня, изъяснялся туманно и казался очень обеспокоенным. – Ардашев повернулся к присутствующим, достал коробочку монпансье, открыл ее и продолжил: – Кстати, я предложил ему угоститься вот такими же конфетками, он отказался, заявив, что бережет зубы. Понятно, что я был несказанно удивлен, когда узнал от вдовы, что ей передали монпансье «Георг Ландрин», найденное у ее мужа. А лоточница, обнаружившая убитого, как вы помните, также свидетельствовала, что покойный купил у нее леденцы «Москва» в круглой коробке. Их у него не нашли. Как позже удалось установить, Соломон Моисеевич пришел на встречу, имея во внутреннем кармане сюртука одну коробочку монпансье «Георг Ландрин», где драгоценные камни, все, кроме брильянтов, были залиты карамелью и по внешнему виду почти не отличались от настоящих леденцов. А в купленную у торговки перед встречей круглую коробку монпансье «Москва» он положил всего три аналогично замаскированных рубина. Абрашкин, подойдя к Жиху, видимо, поинтересовался наличием камней. Можно предположить, что осторожный Жих достал из саквояжа монпансье «Москва» и передал ему как раз эту круглую коробку, сказав, что в ней все драгоценности залиты карамелью. А в доказательство своих слов он указал на эти три рубина, облитые уже застывшим сиропом. Затем, скорее всего, он убрал леденцы в саквояж. Вполне возможно, что после этого Абрашкин ушел якобы за деньгами, а на самом деле рассказал Васильчикову, что в саквояже Жиха под видом монпансье находятся драгоценные камни. Поручик подкрался сзади и, накинув удавку, задушил несчастного негоцианта, после чего забрал круглую коробку леденцов, наивно полагая, что она полна драгоценностей. Это потом Бронислав Арнольдович понял, что его жестоко обманули и ему досталось лишь три рубина, но было уже поздно. На следующее утро он был препровожден в острог по подозрению в убийстве мужа своей любовницы. Полицию ничуть не насторожило наличие в кармане трупа пузырька с каплями от головной боли, на котором сохранился ярлычок «Красной аптеки» – ближайшей от места роковой встречи. Согласитесь, учитывая, что Жих имел собственные аптеки, приобретать микстуру в чужом заведении было, по меньшей мере, странно. Да и почему он не положил их в саквояж, а оставил в сюртуке? Но загадка, как вам уже известно, объяснялась просто. Соломон Моисеевич, зная, что алмазы в бесцветной прозрачной жидкости становятся невидимыми, наполнил водой пузырек с брильянтами и закупорил его. Драгоценности стали прозрачными и незаметными для человеческого глаза. Позднее, зайдя в аптеку, он купил микстуру в такой же точно бутылочке и, подменив ее, попросил провизора оставить «лекарство» у него, поскольку он якобы собирался на деловую встречу и держать эту склянку при себе ему было неудобно. Итак, алмазы остались в «Красной аптеке». Их позднее обнаружит Савелов, не подозревая, что эта находка станет для него роковой. Забегая вперед, скажу, что на его квартире я оставил пузырек с мнимыми брильянтами из горного хрусталя, искусно выполненные по моей просьбе господином Дорштом. Но вместо воды я залил туда слабый раствор соляной кислоты. Мой расчет оправдался – преступник после убийства Савелова открыл «Капли от мигрени» и, ничего не опасаясь, вылил в руку содержимое вместе со стекляшками. Кислота обожгла ему левую руку. – Ардашев указал на штабс-ротмистра. – Приняв подделку за настоящие драгоценности, он добавил к ним и те три камня, которые были в круглой коробочке монпансье. Так что среди двадцати девяти стеклянных «брильянтов» вы найдете и три настоящих рубина. На столе я их отделил от кусочков горного хрусталя. – Присяжный поверенный тяжело опустился на свободный стул.
– Да, но как Васильчиков узнал, что Жих заходил в «Красную аптеку»? Как ему удалось выйти на Савелова? – недоумевал Поляничко.
– Видите ли, поручик, еще находясь под стражей, уже вызвал у меня подозрение, но точных доказательств его вины у меня не было. И тогда, как раз перед его освобождением, я умышленно рассказал вдове, что кроме уже найденных драгоценностей осталась не обнаруженной ее самая ценная часть – брильянты редкой огранки. Вскользь упомянул и об аптеке. Видимо, случайно она поведала об этом Васильчикову… А он, надев партикулярное платье, направился к аптекарю и попытался получить от него камни. Провизор, понятное дело, не признался, что завладел сокровищами. Когда же я навестил Савелова, то он и рассказал мне об этом визите. Правда, описать внешность незнакомца он так и не смог, упомянув только про усы. Мне же было понятно, что злоумышленник еще раз захочет наведаться к нему. Об этом я его предупредил и посоветовал, пока не поздно, вернуть брильянты вдове, но он отказался. Тогда мне ничего не оставалось, как уйти, оставив в шкафу эту ловушку, надеясь в дальнейшем по ожогу определить преступника. Что, собственно, и произошло.
– Скажите, Клим Пантелеевич, а с какого момента вы стали подозревать Васильчикова? – не удержался от вопроса Фаворский.
– Откровенно говоря, у меня было несколько кандидатов в злоумышленники, но определенные улики с самого начала свидетельствовали о том, что убийство совершил военный и, скорее всего – офицер кавалерии. Видите ли, господа, случайно оказавшись на месте злодеяния, я обратил внимание на некоторые, заслуживающие тщательного изучения, детали. Ну, например, позади лавочки я обнаружил хорошо видимый след от каблуков. Там же я нашел выпавший из подковки сапожный гвоздь необычного вида – со шляпкой в форме треугольника. Четкий вдавленный след и выпадение гвоздя объяснялись просто: затягивая на шее жертвы удавку, злоумышленник перенес всю тяжесть своего тела на пятки и потому глубоко вогнал каблуки в не успевшую высохнуть землю, а слабо державшийся в подковке гвоздь, прилипнув к почве, остался на месте. Причем было заметно, что металлические набойки изрядно стерлись, но такая форма и рисунок особенно популярны у офицеров. А следы с этими набойками сильно отличались от других, оставленных случайными людьми, поскольку расстояние между подошвами получалось достаточно широкое, из-за того что преступник ставил ноги параллельно одна другой, раздвигая ступни гораздо сильнее обычного. Такая походка соединена с большим уклонением от прямой линии – то есть как бы «вразвалку». Обычно это свойственно кавалеристам. Что же до обнаруженного мною гвоздя, то, как я потом выяснил, ими пользуются только варшавские сапожники. Об этом мне сообщил местный обувщик, выполняющий заказы для артистов нашего театра. Аналогично оказались подбиты и лакированные туфли Аполлона Абрашкина. Но металлических набоек на них не было. А значит, он не убивал Жиха. К тому же, как вам хорошо известно, отношение роста человека к величине его ступни выражается некой формулой; из нее следует, что рост человека примерно в 6,876 раз больше длины его стопы. Там же я измерил следы, и в последствии оказалось, что они могли принадлежать Васильчикову, а не замученному до смерти актеру, совсем невысокого роста. Правда, на тот момент, кроме него, были и другие соискатели на звание злодея…
– Позволю себе заметить, достопочтенный Клим Пантелеевич, что полиция давно проверила все факты и убедилась в моей полной невиновности и абсолютной непричастности к убийству Жиха, – недовольно выговорил длинную фразу драгунский офицер.
– Что до вашего алиби, господин штабс-ротмистр, то цена ему – в базарный день – копейка. И я готов объяснить почему. Как известно из письма Соломона Моисеевича, встреча по обратному обмену драгоценностей на деньги была назначена на вечер понедельника, шестого августа. Как раз в этот день на вашей квартире, расположенной в Европейском переулке, в ста саженях от Николаевского, царило веселье. В этой шумной суматохе можно было выйти на балкон невысокого второго этажа и, перемахнув через низкое кованое ограждение, оказаться на центральном проспекте, как раз перед Соборной горой, где и была назначена фатальная встреча. А далее все развивалось так, как я уже рассказал. Убив Жиха, вы, вероятно, вернулись назад через входную дверь, но пьяная компания этого не заметила. Правда, вы, Бронислав Арнольдович, допустили один несомненный просчет – забыли избавиться от коричневых перчаток с продавленными следами от струны. Одна из них потом была брошена вами в лицо господину Пейховичу, вызванному на поединок. Волею случая я оказался рядом и, подняв ее, заметил малозаметные разрезы ткани. В этом легко убедиться, ведь они находятся в чемодане.
Чебышев нетерпеливо подскочил со стула и, разглядывая на свету перчаточную пару, подытожил:
– В самом деле, с тыльной стороны отчетливо видны тонкие бороздки…
Тут же вмешался Поляничко:
– Так что же получается! Пейхович погиб на дуэли! А мы-то уверовали, что он сам застрелился, и батюшка в церковном отпевании отказал… Да и похоронили его на отшибе, рядом с самоубийцами, – сокрушался Ефим Андреевич. – Вы уж, Антон Филаретович, сообщите его родственникам правду. Пусть побеспокоятся да исправят ошибку, – дал указание Каширину начальник и кивком попросил адвоката продолжить.
– Отдельного пояснения заслуживает вопрос, касающийся орудия убийства. Надо отдать злоумышленнику должное – за достаточно короткое время он ухитрился все тщательно рассчитать. Прежде всего, он сумел незаметно снять струну с пианино в музыкальном магазине, с тем чтобы, оставив ее на месте преступления, бросить тень на будущего покупателя этого инструмента и тем самым навести полицию на ложный след, что, к сожалению, ему удалось. – Адвокат укоризненно посмотрел на Каширина, отчего сыщик смутился и потупил взгляд. – С самого начала мне не давал покоя тот факт, что брошенная злоумышленником в кустах удавка оказалась слишком коротка для того, чтобы ею можно было задушить столь полного человека, каковым являлся Соломон Моисеевич. Да и характер повреждений, нанесенных потерпевшему, явно свидетельствовал об использовании более тонкой, а значит, с музыкальной точки зрения более высокой по звучанию струны. Я задался вопросом: «Где, по мнению преступника, можно было ее снять и не вызвать подозрения?» И понял: «В доме самого господина Жиха». Ведь никому и в голову не придет искать орудие убийства в пианино, принадлежащем покойному. На эту мысль меня натолкнули оброненные моим доверителем слова о том, что его подушка якобы пахнет табаком. Как вы знаете, погибший был человеком некурящим и мог остро чувствовать такого рода запахи. Как вам известно, господа, усы и волосы курильщика надолго впитывают в себя дым, легко передающийся ткани. А значит, вполне возможно, что в его кровати действительно находился тот, кто курит. Допустив такую возможность, я попытался осмотреть музыкальный инструмент в доме Клары Сергеевны. И знаете, мне повезло. Я нашел место, откуда сняли струну, служившую для извлечения ноты «ре» второй октавы. И хотя убийца попытался это скрыть, поставив на ее место новую, но она, во-первых – была слабо натянута, а во вторых – заметно отличалась от слегка потемневших от времени старых струн. – Штабс-ротмистр смотрел на Ардашева ничего не понимающими глазами. – Однако, откусывая щипцами кавалерийского перочинного ножа нижнюю часть будущей гарроты, злоумышленник слегка зацепился эполетом за соседнюю струну и оставил на ней хорошо видимые серебристые ворсинки, присущие форме именно 15-го драгунского полка. Я даже не стал их собирать, потому что именно внутри пианино это вещественное доказательство сохранится наилучшим образом, являясь еще одной бесспорной уликой, хотя доказательств и без того хватает. Вот и все, господа, на этом позвольте считать эту детективную антрепризу оконченной. – Присяжный поверенный открыл коробочку любимых монпансье и отправил в рот прозрачную конфетку.