Реванш
Шрифт:
– Неужели он наложил какое-то заклятие на бедняжку? – поразилась Сиф.
Промолчал только всегда немногословный Хогун.
– Это слишком долгая и недоступная нашему разуму история, - ушёл от ответа Тор.
Ускорив шаг, Одинсон хотел оторваться от своих друзей, задающих слишком много вопросов. Зря он рассказал им об Элл. Они плохо знают Локи и поверить в искренность его чувств не смогут. Слыша позади себя смешки и обсуждения личности трикстера, Тору оставалось лишь вздыхать. А ведь когда-то он также обсуждал Локи и его личную жизнь. Породой даже Локи всё слышал. Каково же ему было?
Локи стоял на верхнем ярусе лестницы, слыша каждое слово состоявшейся беседы Тора с его верными псами. Пусть насмехаются сколько их душе угодно. Больше они ни на что не способны. Проводив их взглядом, трикстер
Минули уже сутки. Напряжение, как среди богов, так и среди воинов росло. Каждое мгновение ожидая нападения, они пребывали уже на пределе. Боги осознавали, что это лишь затишье перед бурей. Возле зала, где держали пленницу, усилили охраны. Также под постоянным наблюдением находилось хранилище. Вряд ли сейчас Локи заинтересовали бы артефакты, но рисковать не решались. Время неумолимо тикало, приближая закат второго дня. Подле Одина всё время находился Хеймдалль. Он пытался углядеть Локи, но все его попытки увенчивались неудачей. Трикстер словно не существовал. Ни в одном из известных миров не замечалось хоть мимолётное его присутствие.
– Он с нами играет, показывая, что не мы являемся хозяевами ситуации. Хочет вымотать нас ожиданиями, - рассуждал Один. – Пришло время напомнить об имеющемся у нас преимуществе.
Тор прервал созерцание стен, развернувшись к отцу. Последняя фраза имела явный подтекст.
– Элл ни в чём неповинна. Мы не можем причинить ей вред! – запротестовал громовержец.
– Ты был ещё слишком мал, когда Лафей напал на Мидгард. Я никогда не рассказывал тебе некоторые подробности той войны. Ребёнку это знать было ни к чему. Зато сейчас – самое время, Один махнул Хеймдаллю, прося покинуть зал.
– Мы с самого начала знали о планах Ётунхейма, касательно Мидгарда. Долгие годы пришлось ждать, прежде чем армия Лафея ступила в другой мир. Когда они уже вошли во вкус завоевания, явились мы. В Мидгарде ледяные гиганты были куда уязвимее, чем в Ётунхейме. Сей факт помог одержать нам более быструю победу.
– Из-за ваших промедлений погибли люди! – Тор был поражён до глубины души.
Все знали о величайшей победе асгардцев над ётунами. Герои того сражения воспевались по сей день. Боги выглядели благородными спасителями, пришедшими на помощь смертным. В действительности героизм здесь отсутствовал. Только холодный расчёт и хитрая тактика.
– Цена победы порой высока, - продолжил Один. – Всегда приходится чем-то жертвовать.
– Это низко.
– Это война, - возразил Всеотец. – И твои необходимые союзники: ум и жёсткость.
– Мама всегда говорила, лучшие качества, присущие истинному правителю, это благородность и умение прощать, - вспомнил Тор.
– Привести девушку на мост, - приказал Один двум стражникам возле дверей, проигнорировав слова сына.
Тор считал себя глупцом. Недаром Локи любил высмеять его несообразительность. Сам трикстер давно познал несправедливость сего мира. К Одинсону прозрение приходило лишь сейчас. Страшно подумать, какая тайна ему могла открыться дальше.
Мрачный, разочарованный громовержец прибыл на место. Элл в окружении стражи уже стояла на уцелевшей части радужного моста. Наверняка девушка догадывалась, для чего её сюда привели. Склонив голову, она смотрела на свои руки, оплетённые тонкой, но весьма прочной золотой цепью. Белые волосы девушки развевались на ветру. Тор на мгновение представил, если бы его Джейн так стояла на краю пропасти. Он бы разнёс всё к праотцам! Но где же Локи? Громовержец ждал его появления. Трикстер слишком дорожил Элл, чтобы вот так просто дать ей погибнуть. Всё не могло так закончиться. Один что-то говорил, скорее всего, зачитывал приговор. Тор не слушал, он глядел по сторонам, желая заметить где-нибудь присутствие Локи. Всё смолкло. Слышны были только сильные порывы ветра. Элл подняла глаза. От такого взгляда сердце любого могло оттаять. По щеке феи скатилась одинокая слеза. Девушка не стала произносить последних слов или молить о пощаде. Она без тени сомнения сделала шаг назад. Ещё несколько ничтожных сантиметров и всё будет кончено. Тор напрягся. Он не мог допустить такого завершения. Готовый кинуться за феей, Одинсон
– Я здесь, как вы того и хотели, - прошипел Локи, когда Один опустил копьё. – Отпустите её!
– Она гостья во дворце, - снисходительно кивнул Всеотец.
Лафейсон развернулся в сторону Элл. Девушка в оцепенении стояла на краю моста и с замиранием сердца глядела на происходящее. Она с радостью бы кинулась к Локи, но её останавливал его взгляд. Трикстер глазами просил не делать ничего лишнего. Сжав тоненькие пальчики, фея оставалась на месте. Тяжело было видеть, как Локи уводит стража, предварительно заковав его руки в тяжёлые цепи. Трикстер ни разу не оглянулся. Уверенно, с высоко поднятой головой он шествовал вперёд. Будто его ведут не как заключённого, а как принца. Следом мост покинул громовержец. Он держал некоторую дистанцию от трикстера, пока того не поместили в место заключения. В этот раз это оказалось не сырое подземелье без единого проблеска света. Находясь за прутьями решётки, Локи оставался под пристальным наблюдением. Глядя, как защёлкиваются многочисленные замки, Лафейсон усмехнулся. Он не выглядел злым или подавленным. Напротив, на его лице читалась некоторая удовлетворённость, словно всё соответствовало его ожиданиям. Отойдя к стене, Локи сложил на груди руки, ожидая речи громовержца. Тор приблизился к решётке.
– Нравится смотреть на меня, находясь по ту сторону прутьев? – с улыбкой поинтересовался Локи, не дождавшись от Тора начала диалога.
– Не я желал видеть тебя здесь. Хотя ты и заслуживаешь наказания!
– Неужели? – уголки губ трикстера поползли ещё выше.
– Ты сотворил ужасное. Не мне тебе рассказывать, - Тор не видел повода для веселья.
– Ах, бедные людишки! – иронично воскликнул бог коварства. – Должно быть, ты теперь по ночам не сможешь спать. Будешь оплакивать их.
– Вздумал шутить и насмехаться? – голос Одинсона звучал сурово.
– Ещё не начинал даже, - развёл руками Локи, не торопясь приближаясь к решётке.
– Ты боишься лишь за одну жизнь, наплевав на остальные.
На мгновение с лица трикстера сошла улыбка, но он позаботился о мгновенном её возвращении.
– Можешь не играть строгого брата. Я-то знаю, как ты был против всего этого, - Лофт провёл рукой по прутьям. – Из чего они сделаны? Наверное, вы все теперь ощущаете себя в полной безопасности? А как же! Пленили злодея, лишили его силы. Герои! – голос Локи эхом пронёсся по помещению. – Но тебе известно о подлинном героизме асгардских богов. Как они отважно отсиживались во дворце, ожидая вторжения в Мидгард. Всеотец рассказал тебе эту историю, пропитанную самоотверженностью асов.
– Как ты узнал? – изумился Тор.
– Секрет, - важно хмыкнул Локи.
– Тебе будет вынесен приговор.
– голос Тора не дрогнул.
– Неужели? – опять усмешка украсила лицо трикстера. – Как идущему на смерть, мне полагается последнее желание. Если не ошибаюсь, так принято в любимом тобой Мидгарде?
– Тебе сохранят жизнь, - рассказал Тор.
– Но ты утратишь возможность лгать и злословить.
– Интересный поворот событий. Всеотец упорно не желает убивать меня, всё время придумывая мне специфические наказания, - трикстер направился обратно к стене, размышляя над чем-то. – Эльрик, действительно, похож на тебя, - обернувшись, заявил он. – Светлые волосы, голубые глаза. А Джейн! Должен заметить, что за год без тебя она похорошела. Думал спрятать их от меня? Не вышло, - последнее предложение было сказано со злобой.
– Что ты с ними сотворил?! – Тор почувствовал, как холодеют его руки, и выступает испарина на лбу.
– Иди, проверь, - Лафейсон издал маниакальный смех.
Громовержец не стал тратить время на расспросы. Как ненормальный он вылетел прочь. В голове опять и опять звучали слова Локи. Неужели он посмел причинить зло Джейн и его сыну?
Локи опустился на пол. Прикрыв глаза, он сосредоточился на своих мыслях. Всё чётко шло по его плану. Он заточён, бдительность асов ослаблена, и Тор уже не при делах. Скоро час пробьёт, и все узреют его гнев.