Ревизор
Шрифт:
Артемий Филиппович. Артемий Филиппович.
Хлестаков. Сделайте милость, Артемий Филиппович, со мной странный случай: в дороге совершенно поиздержался. Нет ли у вас взаймы денег — рублей четыреста?
Артемий Филиппович. Есть.
Хлестаков. Скажите, как кстати. Покорнейше вас благодарю.
Явление VII
Хлестаков, Бобчинский и Добчинский.
Бобчинский.
Добчинский. Помещик Петр Иванов сын Добчинский.
Хлестаков. А, да я уж вас видел. Вы, кажется, тогда упали? Что, как ваш нос?
Бобчинский. Слава богу! не извольте беспокоиться: присох, теперь совсем присох.
Хлестаков. Хорошо, что присох. Я рад… (Вдруг и отрывисто.) Денег нет у вас?
Бобчинский. Денег? как денег?
Хлестаков (громко и скоро). Взаймы рублей тысячу.
Бобчинский. Такой суммы, ей-богу, нет. А нет ли у вас, Петр Иванович?
Добчинский. При мне-с не имеется, потому что деньги мои, если изволите знать, положены в приказ общественного призрения.
Хлестаков. Да, ну если тысячи нет, так рублей сто.
Бобчинский (шаря в карманах). У вас, Петр Иванович, нет ста рублей? У меня всего сорок ассигнациями.
Добчинский. (смотря в бумажник.) Двадцать пять рублей всего.
Бобчинский. Да вы поищите-то получше, Петр Иванович! У вас там, я знаю, в кармане-то с правой стороны прореха, так в прореху-то, верно, как-нибудь запали.
Добчинский. Нет, право, и в прорехе нет.
Хлестаков. Ну, все равно. Я ведь только так. Хорошо, пусть будет шестьдесят пять рублей. Это все равно. (Принимает деньги.)
Добчинский. Я осмеливаюсь попросить вас относительно одного очень тонкого обстоятельства.
Хлестаков. А что это?
Добчинский. Дело очень тонкого свойства-с: старший-то сын мой, изволите видеть, рожден мною еще до брака.
Хлестаков. Да?
Добчинский. То есть оно только так говорится, а он рожден мною так совершенно, как бы и в браке, и все это, как следует, я завершил потом законными-с узами супружества-с. Так я, изволите видеть, хочу, чтоб он теперь уже был совсем, то есть, законным моим сыном-с и назывался бы так, как я: Добчинский-с.
Хлестаков. Хорошо, пусть называется! Это можно.
Добчинский. Я бы и не беспокоил вас, да жаль насчет способностей. Мальчишка-то этакой… большие надежды подает: наизусть стихи расскажет и, если где попадется ножик, сейчас сделает маленькие дрожечки так искусно, как фокусник-с.
Бобчинский. Да, большие способности имеет.
Хлестаков. Хорошо, хорошо! Я об этом постараюсь, я буду говорить… я надеюсь… все это будет сделано, да, да… (Обращаясь к Бобчинскому.) Не имеете ли и вы чего-нибудь сказать мне?
Бобчинский. Как же, имею очень нижайшую просьбу.
Хлестаков. А что, о чем?
Бобчинский. Я прошу вас покорнейше, как поедете в Петербург, скажите всем там вельможам разным: сенаторам и адмиралам, что вот, ваше сиятельство, живет в таком-то городе Петр Иванович Бобчинский. Так и скажите: живет Петр Иванович Бобчинский.
Хлестаков. Очень хорошо.
Бобчинский. Да если этак и государю придется, то скажите и государю, что вот, мол, ваше императорское величество, в таком-то городе живет Петр Иванович Бобчинский.
Хлестаков. Очень хорошо.
Добчинский. Извините, что так утрудили вас своим присутствием.
Бобчинский. Извините, что так утрудили вас своим присутствием.
Хлестаков. Ничего, ничего! Мне очень приятно. (Выпроваживает их.)
Явление VIII
Хлестаков один.
Здесь много чиновников. Мне кажется, однако ж, что они меня принимают за государственного человека. Верно, я вчера им подпустил пыли. Экое дурачье! Напишу-ку я обо всем в Петербург к Тряпичкину: он пописывает статейки — пусть-ка он их общелкает хорошенько. Эй, Осип, подай мне бумагу и чернила!
Осип выглянул из дверей, произнесши: «Сейчас».
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, — берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! За тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!
Явление IX
Хлестаков и Осип с чернилами и бумагою.
Хлестаков. Ну что, видишь, дурак, как меня угощают и принимают? (Начинает писать.)
Осип. Да, слава богу! Только знаете что, Иван Александрович?
Хлестаков (пишет). А что?
Осип. Уезжайте отсюда. Ей-богу, уже пора.