Революция. От битвы на реке Бойн до Ватерлоо
Шрифт:
Вильгельм знал, что Рейсвейкский мирный договор не означал окончания вражды, поскольку понимал, что неуемное желание славы непременно заставит французского короля вновь испробовать свои силы на военном поприще. Испания подвернулась как нельзя кстати. Испанский король Карл II, известный как Карл Околдованный (Безумный), всю жизнь страдал от многочисленных болезней. Он был инвалидом и умственно отсталым; его язык был слишком длинным и не помещался во рту, поэтому он постоянно пускал слюни. Он отличался непропорционально большой и деформированной нижней челюстью, поэтому остальная часть лица казалась утопленной в ней. Тело Карла сгорбилось из-за размягчения костей, а разум был расстроен. Он верил, что в детстве его околдовали или навели на него порчу; так считал его двор, а вместе с ним и вся страна. По совету монаршего духовника, в качестве лечения к нему стали применять экзорцизм. Карл был последним из Габсбургов на испанском
Весной 1700 года, за месяц до смерти Карла, были предприняты попытки разделить испанские владения между основными претендентами. Их алчность вкупе с неудачным стечением обстоятельств помешали реализации задуманного. Император Священной Римской империи Леопольд I Австрийский, проведя тщательное генеалогическое исследование, от имени своего сына заявил о правах своей династии (австрийская ветвь династии Габсбургов) на испанский трон. Результаты этого исследования опирались на положения конкретного брачного договора [27] . Ни один ящик Пандоры не таил в себе столько бед, несчастий и разногласий, как этот текст. Людовик XIV с ужасом оценивал перспективы союза Мадрида и Вены, который мог привести к переделу французских владений. Карл Околдованный назначил наследником всей Испанской империи герцога Филиппа Анжуйского, который приходился Людовику XIV внуком. Вильгельм III не хотел даже допускать мысли о возможном союзе между Парижем и Мадридом: этого не должно было произойти. Такой огромной империи Бурбонов мир еще никогда не видел.
27
Леопольд I настаивал на том, что он должен наследовать Карлу II в рамках династической иерархии. Во-первых, оба они происходили от Филиппа I Габсбурга, первого представителя династии Габсбургов на испанском престоле. Во-вторых, Леопольд был двоюродным братом Карла II, поскольку его мать была сестрой Филиппа IV и, что важно, выйдя замуж, не отказалась от прав на испанский престол.
Однако Людовик был начеку. В конце ноября 1700 года, спустя три недели после смерти Карла, он провозгласил своего внука Филиппа Анжуйского королем Филиппом V Испанским – истинным и законным наследником престола. Людовик также принял необходимые меры, чтобы запретить торговлю между Англией и Испанскими Нидерландами. Вслед за коммерческим и политическим выпадом последовало оскорбление личного характера. В середине сентября 1701 года в ореоле святости скончался Яков II. Еще весной во время мессы в церкви Сен-Жермен у короля случился удар, и его разбил паралич. Пережив еще два инсульта, Яков II умер. В последние годы жизни его постоянными спутниками были суровые монахи французского аббатства Ла-Трапп. Неудивительно, что перед смертью он умолял своего сына и наследника следовать заповедям и предписаниям католической церкви. Людовик, давший обет у смертного одра изгнанного короля Англии, сдержал свое слово перед кузеном и после его смерти признал, что право на английский престол должно перейти сыну Якова II Якову III, которого в Англии называли «Старый претендент», «король за морем» и «старый шевалье».
Это было уже слишком. Провокационный шаг Людовика нарушал условия Рейсвейкского договора 1697 года, по которому он официально признавал Вильгельма III законным правителем Англии. Более того, под сомнение были поставлены все обещания и клятвы французского короля, вспомнились давние страхи о том, что Людовик вот-вот начнет насильственно насаждать католицизм, тиранию и всемирную монархию [28] .
В начале июня 1701 года Вильгельм назначил Джона Черчилля, графа Мальборо, главнокомандующим и полномочным представителем короля во всех переговорах, касавшихся безопасности Англии и ее союзников. Король понимал, что Мальборо, к тому времени являвшийся бесспорным фаворитом Анны, вскоре станет чуть ли не единственной ключевой фигурой в политической жизни страны. Больше всего на свете король жаждал продолжения войны с Францией. К концу года Голландия, Англия и Австрия заключили договор Большого альянса. Так началась Война за испанское наследство.
28
Всемирная монархия – концепция объединения максимально большего числа народов под общей монархической властью.
Решение Вильгельма было удивительно своевременным. Уже в течение нескольких месяцев его беспокоили озноб, головные боли и тошнота, однако кто бы мог подумать, что решающую роль в его судьбе сыграет обыкновенный крот. В феврале 1702 года король ехал верхом по парку Хэмптон-Корт, когда внезапно его лошадь споткнулась, наступив на взрытую кротом землю. Король выпал из седла и сломал ключицу; осложнения от перелома оказались фатальными, и в марте Вильгельм умер. Долгие годы спустя якобиты продолжали поднимать тост за «маленького джентльмена в бархатном камзоле», который в парке нанес королю смертельный удар (фр. coup de gr^ace).
Народ не особо горевал по Вильгельму, поскольку не слишком любил его. Для многих почивший король был наименьшим злом из всех возможных. Он помешал воцарению монархов из династии Стюартов и возвращению Англии в лоно католической церкви. Однако на деле его наследие было куда более внушительным, чем могло показаться на первый взгляд. Он бросил вызов могуществу Франции и усмирил ее великодержавные амбиции. Он успешно стер из народной памяти воспоминания о слабости и малодушии королей-Стюартов, попавших в финансовую ловушку Версаля. Совместно со своими советниками он смог создать для Англии стабильную финансовую систему и обеспечить перспективные возможности кредитования правительства. Новая династия, внешнеполитический курс и экономический порядок – все это величайшие заслуги Вильгельма, которые не следует сбрасывать со счетов.
8 марта 1702 года, в день смерти Вильгельма, Анна стала королевой Англии, Шотландии и Ирландии. На фоне других монархов она не выделялась привлекательностью, однако совершенно точно пережила больше несчастий, чем кто бы то ни было. Ей было тридцать семь, и за последние шестнадцать лет у нее случилось двенадцать выкидышей; из пятерых рожденных ею детей четверо умерли в младенчестве. Самому старшему из выживших, как мы уже знаем, было одиннадцать, когда он скончался. Годы траура и прерывавшихся беременностей оставили след как на внешности, так и на характере Анны. У нее была такая сильная подагра, что она всегда была вынуждена туго перебинтовывать ноги. Член парламентской комиссии, шотландец сэр Джон Клерк из Пениквика, прибыл как-то в Кенсингтонский дворец, чтобы засвидетельствовать королеве свое почтение, и в ужасе обнаружил Анну, которая «мучилась от очередного приступа подагры, испытывая сильнейшую боль». По его словам, лицо ее было «покрыто красными пятнами», платье – «мятым», а ноги – «в компрессах и каких-то ужасных бинтах». Это явно не соответствовало образу ее величества.
Вдобавок к физическому недугу Анна была крайне молчалива и застенчива на людях. На дворцовых приемах министры иностранных дел и послы нередко сидели около нее в полнейшей тишине. Первая статс-дама Сара Черчилль, герцогиня Мальборо, отмечала, что королева никогда не питала интереса к посетителям; она неохотно задавала вопросы и еще менее охотно отвечала на них. Ее беседа ограничивалась минимальным набором любезностей. Как долго вы в городе? Как вы находите здешнюю погоду? Анна не блистала ни умом, ни сообразительностью, а о делах государственных говорила «исключительно по заведенному порядку» или в тщательно разученной, тяжеловесной и скучной манере.
У ее немногословия имелись причины. Королева была сдержанной по природе и никогда не доверяла полностью ни своим суждениям, ни суждениям других. Джонатан Свифт, не раз наблюдавший ее при дворе, заметил, что «едва ли в Англии найдется еще один такой человек, который бы так деланно скрывал свои страсти». Однако были вопросы, в которых ей не требовалось притворяться. Она являлась ярой поборницей англиканства, истово соблюдала ритуалы и скрупулезно следовала протоколу. Королева непременно выказывала неудовольствие придворному джентльмену или даме, которые не к месту выбрали манжеты, парик или камзол.
День Анны начинался с молитвы в королевской часовне, а затем она погружалась в государственные дела; два раза в неделю королева посещала долгие заседания внутреннего кабинета (который в то время назывался «Тайный совет») – подобная практика всегда выводила из терпения ее предшественников, – а затем переходила к насущным делам: принимала послов, отвечала на прошения, подписывала свидетельства и письма, отправляла советы пэрам и прочим представителям знати. Однажды она посетовала архиепископу Йоркскому, что едва находит время для молитвы. Возможно, она, как женщина, не имевшая наследника, чувствовала себя ущербной. Осознавая, что представители Ганноверской династии дышат ей в спину, она отказывала выбранной наследнице Софии Ганноверской в разрешении приезжать в Англию. Королева боялась показаться бесполезной.