Ревущая труба
Шрифт:
Все ниже, и ниже, и ниже спускались они, то и дело спотыкаясь в мрачной полутьме. Наконец впереди показался длинный проход между двумя рядами тюремных камер, из-за решеток которых на них уставились пустые глаза тех, кто имел счастье вселиться туда раньше. Вонь стала просто-таки невыносимой.
– Эй, Стегг! – прогремел главарь великанов. В нише в дальнем конце коридора произошло какое-то шевеление, и на свет божий показалось чешуйчатое существо футов пяти росту с непропорционально массивной башкой, украшенной вздернутым курносым носом и парой длинных остроконечных ушей. Волосы и бороду заменяли
– Слушаю, господина, – проквакало существо.
– Вот тебе еще парочка постояльцев, – сказал великан. – Слышь, а че тут за вонь?
– Моя объяснит, господина – узник тут померла до смерти. Уж пять ден как померла.
– Болван? Ты что, так его и оставил?
– Не было указаниев. Сногг говорила не, не будем убирать, вот пусть господина отдаст распоряжение, тады...
– Во придурок чертов. Щас же вытащи жмурика и сунь в печку! Хотя стой – займись сперва этими. Эй, кто-нибудь? Дверь там прикройте поплотнее. С этим асом никогда не знаешь, чего он еще выкинет.
Стегг с профессиональной сноровкой распутал веревки, которыми были связаны Ши с Хеймдаллем, а заодно избавил их и от одежды. Ши не ощущал особого страха. За последнее время с ним случилось столько из ряда вон выходящего, что весь ход событий казался просто дурным сном. А потом, наверняка даже и из такой ситуации можно найти выход, если хорошенько пошевелить мозгами – у него-то они посовременней, чем у остальных.
– Господина, придется сажать к мертвецу. Больше некуда. Везде переполнено.
– Ну давай, к мертвецу так к мертвецу.
Великан отвесил Ши пинка, который чуть не расплющил его в лепешку, направляя в открытую Стеггом камеру. Ши счастливо избежал столкновения с темнеющей в стороне разлагающейся массой и осмотрелся, куда бы присесть. Присесть было некуда.
Единственным предметом меблировки в камере оказалось ведро вполне очевидного назначения.
Хеймдалль последовал за ним, по-прежнему полный достоинства и невозмутимый. Стегг подхватил труп, вышел и захлопнул дверь. Великан взялся за решетку и как следует встряхнул ее. Ни замка, ни засова видно не было, но дверь, тем не менее, даже не шелохнулась.
– Ку-ку! – осклабился великан из-за прутьев решетки. – Вот щас ты мне нравишься, Вечно Бодрствующий! Погоди, вот развяжемся с остальными асами, вернемся, и такую штучку тебе покажем – животик надорвешь! А пока сами развлекайтесь. Покеда!
Попрощавшись подобным образом, великаны затопали к выходу.
К счастью, было достаточно тепло, так что Ши особо не задевала потеря меховых одеяний – по крайней мере, с температурной точки зрения. В темнице царила полная тишина. Только где-то размеренно капала вода и ворочался время от времени кто-нибудь из обитателей соседних камер. На противоположной от Ши стороне послышалось звяканье кандалов. Некая изможденная фигура с дико всклокоченной бородой прошаркала к решетке, выкрикнула в коридор странную фразу «Ингви – гнида!» и вновь проковыляла на место.
– Что он этим хочет сказать? – вслух поинтересовался Хеймдалль.
Справа донесся приглушенный ответ:
– А хрен его знает. Он каждый час так орет. Он просто спятил. Вы тоже скоро такие будете.
– Веселенькое местечко, – заметил Ши.
– Разве нет? – с готовностью согласился Хеймдалль. – Видывал я и похуже – правда, к счастью, сам не сидел. Должен сказать, что для смертного держишься ты прилично. По нраву мне твой настрой.
– Спасибо. – Хоть Ши и не избавился до конца от раздражения, которое вызывали у него покровительственные манеры Хеймдалля, Вечно Бодрствующий все равно вызывал у него куда больший интерес, нежели холерик и тугодум Тор или ехидный Локи. – Если вас особо не задевают мои вопросы, Златорогий, то почему бы вам попросту не продемонстрировать свое могущество и не выбраться отсюда?
– Всему на свете есть свой предел, – ответствовал Хеймдалль, – величию, могуществу, существованию. Долго живут боги – куда дольше, чем даже тысяча слабых созданий, подобных тебе, живи они по очереди друг за другом. Но даже боги стареют и умирают. Равно как огненные великаны и предводитель их Сурт, отвратительнейшее из созданий. Сила моя здесь не так велика. Вот будь здесь братец мой Фрейр или окажись мы среди инеистых великанов, сумел бы я разрушить чары этой двери.
– То есть?
– Здесь нет замка. Но распахнется она лишь тогда, когда толкнет ее тот, кто имеет на это право, и толкнет с намерением открыть. Вот смотри... – Хеймдалль безо всякого результата потряс прутья решетки. – А теперь, если не будешь ты отвлекать меня, попробую я рассмотреть, как можно выйти отсюда.
Вечно Бодрствующий прислонился к стене, без устали двигая глазами во все стороны. Несмотря на столь расслабленную позицию, весь он аж подрагивал от напряжения.
– Видать не очень-то ясно, – объявил он через несколько минут. – Столько вокруг чар и колдовства – огненного колдовства, силы зла запутаны в коем столь причудливо, что непостижимы порой и, для самих великанов – что голова моя не выдерживает. Но кое-что вижу я отчетливо: вокруг нас скала, и нет другого выхода, кроме того, откуда мы пришли. За ним пролегает ход, который охраняют тролли. Тьфу, до чего же мерзкие твари!
Золотоволосого бога даже передернуло от отвращения.
– А дальше ничего не видать? – спросил Ши.
– Очень немногое. За троллями – уступ нависает над расплавленной лавой у входа в кузницу, где куют огненные мечи, а за ним... за ним... – Он наморщил лоб, едва заметно шевеля губами. – Подле уступа сидит великан. Дальше уже не вижу.
Хеймдалль погрузился в угрюмое молчание. Ши испытывал к нему глубокое уважение и даже нечто вроде симпатии, но не так-то легко водить дружбу с богами, пусть даже в тюремной камере. До чего же не хватало ему сейчас жизнерадостной человеческой теплоты Тьяльви!
В камеру опять зачем-то заглянул Стегг. Кто-то из узников попытался воззвать к его чувствам:
– Добрый Стегг, принеси немножко водицы – помираю я от жажды!
Стегг едва повернул башку.
– Скоро обед, отродье.
Узник испустил гневный вопль и честил тролля на все корки, пока тот с просто-таки завидной невозмутимостью ковылял обратно в свою нишу. Там он взгромоздился на поломанный табурет, уронил подбородок на грудь, и, судя по всему, погрузился в дремоту.
– Любезный малый, ничего не скажешь, – пробормотал Ши.