Рейд Дилетантов
Шрифт:
– Валера, ты вчера про медицинский жгут говорил, а я забыл….
– Да и хрен с ним теперь, – отмахнулся Скачков, а Загорский засмеялся и подсказал.
– Иди в кабину, там в ногах аптечка валяется. Может быть, там есть…
Вот эта бестолковая суета Поташникова и спасла всех от мгновенного уничтожения. Майор, из-за кузова, выскочил к кабине и в ужасе застыл, мгновенно покрывшись обильным холодным потом. По дороге к машине, молча бежало восемь вооружённых человек, со сверкающими мачетками в руках. Окинув их стремительно-испуганным взглядом, Поташников как-то сразу понял, что это не безобидные грибники и не лесники, или заблудившиеся никарагуанские мирные сельчане, бегут к нему чтобы спросить дорогу к дому – а это подлые контрас, у которых помимо мачеток в руках, ещё виднелись и автоматы, и бегут они убивать. Убивать его –
Услышав истеричный крик и длинную очередь, Скачков коротко матернулся, а Никитин, недовольно ворча: – Блядь.., этот Поташников, опять чего-то у него…, – и, пропустив выскочившего из-за машины майора, шагнул в сторону, закрывая его спину, и принял в незащищённое, белое горло разящую сталь. Омерзительный хруст перерезаемых хрящей, струя неожиданной, почти чёрной крови, топот ног и торжествующий вопль врага на мгновение превратили всех в каменные изваяния. Но только на то время, когда трое контрас ворвались в пространство за кузов. По всей вероятности они считали, что за автомобилем было человека два, ну максимум три. А тут их оказалось толпа и они сами на мгновение замялись, пялясь на многочисленного противника и на начавшего мягко валиться Никитина, который вскинув руки к горлу, и с удивлённо-обиженным лицом, смотрел на деревянную рукоять мачете, залитую его кровью и торчавшую перед лицом.
Быстрее всех пришёл в себя Кривов, находившийся в кузове и подававший оттуда оружие и вещмешки. Недолго думая, он просто прыгнул сверху на троих контрас, раскинув широко в сторону руки и в падении, обхватив всех, сразу завалил контрас на землю. Это как будто послужило сигналом, все очнулись от мгновенного ступора и бросились на кучу тел, забыв про оружие, про занятия по рукопашному бою, про воспитание и цивилизацию. Контрас били кулаками, просто руками, колотили и варварски топтали ногами, прыгали на грудных клетках, поверженного противника, пинали в зверином экстазе и жажде убийства ногами головы, стремительно превращая живое тело в мешок с костями. Досталось в этой свалке и Кривову, не успевшему вылезти из кучи. Но был и ещё один контрас. Он перед капотом машины отделился от троих товарищей и побежал с автоматом вдоль другой стороны автомобиля и выскочил из-за кузова на Загорского и Скачкова. Загорский сумел выхватить пистолет, а вот выстрелить не успел и никарагуанец, опередил его короткой очередью, отчего майор как подкошенный свалился под ноги партизану. Тот не успел затормозить и стрельнуть второй очередью в Скачкова, запнулся об упавшего и кубарем полетел на дорогу, но не выпустил из рук автомат, который помешал перекувырнуться и контрас с размаху, прилично притёрся головой к жёсткой земле. А на него сзади, в длинном прыжке, уже летел старший лейтенант. С хрястом приземлился ему на спину, ухватился за повязку на голове и начал сильно того бить лицом об землю. Уже первого удара было достаточно и контрас вырубился, но Скачков в ожесточении бил, бил, бил и остановился только тогда, когда вокруг него всё было забрызгано кровью, да и он сам тоже.
Схватка была закончена буквально в минуту. Враг уничтожен и все стояли, сильно возбуждённые от могучего впрыска адреналина, над телами поверженных врагов, мокрые от мгновенного пота, бурно дышащие и молча переводили взгляды с уже упавшего Никитина, на ворочающегося и стонущего на дороге Загорского. Тот, обхватив руками за ногу, выше раны, был ещё в шоке от ранения, удивлённо и бессвязно крича Скачкову: – Валера…, Валера…, Блядьььь…, Валера…, как палкой еба…ло, ни хрена себе…, но вроде бы в кость не попало…, а кровище… кровищи то. Дай мне жгут…., пока всё не вытекло….
Кто-то сунул дрожащей рукой резиновый жгут, а Скачков такой же дрожащей рукой от прошедшего напряжения, стал накладывать его выше раны. На противоположной стороне дороги возбуждённо крутился, оглядывая себя Кривов, и весело-зло материл товарищей: – Сволочи…, да вы меня больше пинали, чем их… Что…, не могли что ли разглядеть… Бьёте и бьёте…. Ох и болит бок… Кто вот меня в бочину пнул….?
Тут ещё появился Поташников и раскаянно завопил: – Ребята, простите меня… Я струсил… струсил…, – и с силой ударился лбом об кузов. Все очнулись, возбуждённо задвигались, одновременно, громкими голосами, делясь жуткими подробностями схватки и искоса поглядывая на убитого товарища. Алёхин успел сбегать вперёд машины, вернулся с брошенным автоматом и маленькой чёрной радиостанцией, снятой с убитого контраса и стал успокаивать Поташникова, с ужасом смотрящего на мёртвого Никитина и одновременно делясь увиденным.
– Ну и струсил ты, Александр Иванович!? Трое там валяются… Одной очередью…
– Как трое? Я четверых там стрельнул…, – Поташников перестал качаться и повернулся к Алёхину.
– Трое…, трое…
Поташников хотел продолжить спор о количестве, но вдруг в руках Алёхина захрипела радиостанция и что-то спросила на испанском. Все сразу замолчали, вылупившись на чёрную коробочку и шустро стали расхватывать оружие, вдруг поняв, что это далеко не последние контрас убитые в Никарагуа.
Скачков взял радиостанцию у Алёхина и сунул её Загорскому: – Геннадий Петрович, чего они там…?
Голос продолжал тревожно вызывать непонятно кого, но через полминуты Загорский стал распоряжаться: – Валера, давайте срочно грузите в кузов Никитина, сами грузитесь и уходим на базу. Это передовой дозор и сам отряд спешит сюда на подмогу и их явно много….
Скачков было начал распоряжаться, заткнулся и недоумевающее уставился на майора, а потом оглянулся как бы за помощью к замершим в ожидании товарищам.
– Геннадий Петрович, на какую базу? Вот после этого? – Скачков ткнул стволом автомата в убитых контрас, а потом обиженным голосом обратился к офицерам, – парни – бросим что ли и уедем? Вот так?
Офицеры оживились, закрутили головами друг на друга и, загомонив, единодушно выразили согласие на продолжение операции.
– Поташников, садись за руль, только помоги сесть Геннадию Петровичу, и езжайте на базу, а мы пойдём дальше. Всё, всё, – резко оборвал было заартачившего майора Скачков, – всё, езжайте…
– Хорошо, – вдруг легко согласился Загорский, но возмутился Поташников, сделав неожиданное признание.
– Чего это вы меня отсылаете? Не поеду. Если бы не струсил – я бы поехал. А раз струсил – то не поеду, а буду доказывать, что не трус.
– Ладно, ладно, – замахал руками Загорский, – я, Валера, и с раненой ногой доеду. Шевелится, справлюсь. Вы только меня отрегулируйте, когда задом буду сдавать.
Мигом загрузили тело убитого товарища, расхватали оружие и Кривов быстро отрегулировал движение машины назад до развилки. Здесь двигатель взревел и автомобиль начал сворачивать в движении в левую развилку дорог. Там через два километра дорога делает новый левый поворот и через несколько километров выскакивает из джунглей. А там знакомая дорога до базы…..
…. – Значит, они всё-таки живы! С чего ты тогда взял, что они погибли? – Радостно вскинулся генерал.
– Я когда выезжал из джунглей, остановился на пару минут, и с той стороны послышалась офигенная стрельба. Автоматов пятьдесят одновременно колотило. Там кроме нас никого не было. А через пять минут всё стихло. Наши видать нырнули в джунгли и сходу уткнулись в основной отряд. Он как раз спешил на помощь своему дозору.
– То есть ты, как они погибли, не видел.
– Нет.
– Тогда так. Сеанс связи с ними в 20 часов. Уверен – Выйдут! Я тогда такую свечу поставлю в церкви и плевать мне на наши политические органы. Открыто пойду, в форме в церковь. Слушай, Геннадий Петрович, а какие там свечи бывают… Ты знаешь?