Рейд выживших
Шрифт:
Свои доводы о невозможности продолжить наступление мы сообщили в штаб фронта. Но там их не восприняли и лишь подтвердили необходимость удара на Рогачев. В связи с этим ночью в здании бывшего штаба 47-го корпуса состоялось совещание старшего командного состава Бобруйской группы войск. На нем присутствовали все три командира кав. дивизий (генерал-майор, комбриг и полковник), командиры 214-й десантной бригады (полковник Левашов) и боевой группы 121-й дивизии (полковник Ложкин), ну и мы с Николаем Козловым. Я как командир ударного отряда НКВД (численностью в мотобригаду) и комендант Бобруйска, а Николай как мой заместитель и командир бронегруппы.
Николай прибыл в Бобруйск на поезде, доставившем из Осипович раненых и трофейные танки. В боях за Осиповичи бронегруппа понесла существенные потери в людях и технике. Треть танков были утрачены полностью и не подлежали восстановлению. Из оставшихся в строю машин половина требовала ремонта и технического обслуживания. Ремонтники не покладая рук вкалывали для восстановления машин. Запчасти они брали с подбитых
На совещании обсуждался вопрос наших дальнейших действий. В тех условиях, в которых мы находились, вести наступательные действия было нереально. Это понимали все присутствующие, но и ослушаться приказа штаба фронта не могли. Задача нам ставилась четкая и однозначная. Вопрос был только в одном – кем и чем наступать? Теоретически из захваченного в Бобруйске вооружения и техники можно было сформировать два истребительных, штурмовой и бомбардировочный авиационные полки, артиллерийский полк, танковый и автомобильный батальоны, тяжелый и противотанковый артдивизионы, артиллерийский и два зенитных бронепоезда. Из бывших пленных собрать до пяти стрелковых полков. Вот только проблема была в том, что освобожденных из лагерей людей нельзя было просто так взять и поставить в строй. Среди них было много больных, раненых, сломленных и истощенных пребыванием в лагере людей. Решать вопрос с ними надо было «еще вчера». По примерным подсчетам, только раненых и больных среди бывших пленных было около трех тысяч человек, а ведь были еще бойцы из наших подразделений. С таким количеством эвакуируемых наша авиация даже с учетом захваченных в Бобруйске самолетов справиться не смогла бы. Общими усилиями решение этой проблемы было найдено. Коридор, пробитый кавалеристами через линию фронта, еще действовал, проводники, что вели дивизии через болота, были живы. А раз так, то решили всех раненых и больных, тех, кто мог передвигаться и стоять на своих ногах, отправить за линию фронта на гужевом транспорте. Благо этого добра хватало. Охранять и сопровождать раненых до линии фронта должны были бойцы 41-го кав. полка 47-й кав. дивизии, тем более что конники в пехотном строю смотрелись откровенно плохо. Вместо них позиции должны были занять два «офицерских штрафных батальона».
За счет бывших пленных решился и вопрос доукомплектации боевых частей. Туда были направлены все бывшие пленные, кто принимал участие в боях за город и прошедшие фильтр. Для фильтрации лагерей были задействованы сотрудники особых отделов частей и команда Петрищева.
За вечер и ночь на 25 июля было сформировано шесть штрафных батальонов. Командирами взводов в них стали выжившие в бою за Бобруйск курсанты. За счет этих батальонов решался вопрос с наступлением на Рогачев. Наступление должно было вестись вдоль шоссе Бобруйск – Рогачев. Вместе со штрафниками в бой шли отряд 121-й дивизии, танковый взвод и противотанковый дивизион. Наступление должен был поддерживать артиллерийский полк, сформированный из орудий врага, захваченных в Бобруйске. Авиационную поддержку осуществляло звено наших «Чаек» и «Ишачков» с местного аэродрома. Летуны клятвенно мне обещали к утру собрать из авиационного хлама, стоявшего на площадке у ангаров, еще пару машин и подготовить к вылету «Су-2». Использовать немецкие самолеты не стали – не было специалистов. Правда, с аэродрома Н. Гутков позже приехали в качестве инструкторов летчики-истребители (потерявшие своих «Фридрихов» в боях над Слуцком) и транспортники из отряда Паршина. Они же должны были перегнать часть самолетов за линию фронта. А пока часть свободных от восстановительных работ технарей активно закрашивала опознавательные знаки врага.
В случае успеха в прорыв должны были вводиться мой отряд, десантники и танковая рота. Использовать в атаке кавалерийские части посчитали неразумным. В линейном бою силы кавалерийского полка равны в лучшем случае пехотному батальону. Их дело – рейды по тылам, перерезание коммуникаций врага, а не гибнуть под огнем пулеметов и орудий окопавшейся пехоты. Не задействовалась в наступлении и бронегруппа Козлова. Ей надо было решать свою задачу – удерживать Осиповичи. Николай, правда, выторговал себе возможность вывести своих бойцов из боя для отдыха, ремонта, восстановления и обслуживания техники.
Глава 33
Повседневные заботы
25 июля началось наступление на Бобруйск 63-го стрелкового корпуса комкора Л.Г. Петровского. Однако немецким войскам удалось быстро сковать наступающие советские войска. (РИ)
Запись в дневнике генерал-фельдмаршала Ф. фон Бока:
«Утром приехал представитель Ставки генерал-фельдмаршал Кейтель, чтобы получить из первых рук сведения… После того как я коротко обрисовал ему обстановку, Кейтель изложил мне идеи фюрера на этот счет. Фюрер считает, что окружения необязательно должны быть стратегическими и что нам следует уделять больше внимания тактическим «малым котлам», которые легче очистить от противника. По мнению фюрера, подобный метод является более эффективным и требует куда меньших временных и ресурсных затрат, нежели прежний. К сожалению, эта идея кажется мне ошибочной. Я полагаю, что многочисленные «малые котлы», напротив, еще больше отдалят нас от выполнения поставленных перед нами важных задач! Кейтель пропустил мое заявление мимо ушей и сказал, что фюрер был бы рад узнать, как его идея «малых котлов» реализуется, к примеру, на правом крыле 2-й армии при содействии частей 2-й танковой группы или XXIV моторизованного корпуса. Фюрер, кроме того, весьма озабочен положением на этом крыле, поскольку русские войска, разбитые Рейхенау, отступают на север в направлении Мозыря, откуда они могут атаковать южное крыло группы армий. Я сказал Кейтелю, что эти рассуждения вступают в противоречие с директивой, присланной нам вчера Верховным командованием сухопутных сил. В соответствии с этой директивой войска моего правого крыла вместе с танковой группой… должны продвигаться на юго-восток, в то время как Кейтель предлагает повернуть их на юго-запад. Кейтель сказал, что обязательно переговорит на эту тему с Верховным командованием Сухопутных сил. Я позвонил Грейфенбергу, который в настоящее время находится в штаб-квартире Верховного командования сухопутных сил, и попросил его поднять тот же самый вопрос. Кейтель переключился на международные проблемы…»
Главнокомандующий германскими Сухопутными войсками генерал-фельдмаршал В. фон Браухич на совещании начальников штабов групп армий 25 июля заявил: «Своеобразие страны и своеобразие характера русских придают кампании особую специфику. Первый серьезный противник».
Нашим планам на 25 июля сбыться было не суждено. За нас все решила природа. Под утро зарядил проливной дождь, шедший, практически не переставая, весь световой день. На природу мы в обиде не были, наоборот, радовались ее слезам. Она дала нам лишний день на приведение себя в порядок и фильтр лагерей. Не повезло только моим егерям и разведчикам. Они совместно с десантниками Левашова вели разведку противника в направлении Бабино, Хим, Долгорожской Слободы. Не оставили своим вниманием и Жлобинское направление.
Я же дал себе возможность отдохнуть и привести дела в порядок. Тем более что из Слуцка вместе с летчиками приехала Галина. Отдыхом это назвать, конечно, трудно, но тем не менее, пока все усиленно на меня впахивали, составляя необходимые документы и под бубнение Никитина перепечатывали на машинке мои рукописи, я успел активно поработать над захваченными в штабе 53-го армейского корпуса картами и документами, искупаться, сменить белье и даже выпить кофе с коньяком в компании с красивой женщиной. Правда, длилось это недолго, всего несколько часов. Потом нас снова закрутили дела и заботы. В том числе и Никитин, принесший для подписи и вычитки подготовленные бумаги. Ночью они с очередным бортом должны были улететь в Москву. Среди подготовленных документов были «Положения о штрафных батальонах и ротах и штатах штрафного батальона, роты и заградительного отряда действующей армии». Ничего нового выдумывать не стал, просто использовал послезнание истории. Аналогичные Положения были введены в действие Приказом НКО № 298 28 сентября 1942 года, но мне ждать было некогда. Тут куча народа освобождена из лагерей, и нужно было обеспечить им правовой статус. Поэтому я и поторопил историю. Очень надеюсь, что в будущем историки, занимающиеся начальным периодом войны, не будут на меня за это бочку катить и с грязью не сильно смешают, рассказывая о кровожадном представителе «гэбни».
Долго этим заниматься тоже не пришлось, вернулась разведка. Она сообщила, что напротив нашего плацдарма в Бабино расположился немецкий пехотный батальон, имевший в качестве усиления несколько минометных и артиллерийских батарей. Многие из солдат противника ранены. Окруженный постами и дозорами, он, успокоенный нашим бездействием и плохой погодой, активности не проявлял и приводил себя в порядок – отмывался, стирался и отъедался. Делал он это поротно, держа напротив наших позиций минимум несколько рот и батарею, периодически обстреливая плацдарм из орудий и пулеметов. Грешно было этим не воспользоваться, тем более что нам был известен подземный ход из крепости на другой берег, выводивший нас во фланг и тыл позиций врага. По нему и направились два батальона десантников брать гитлеровцев за загривок. С чем успешно справились, но нашумели, и пришлось им с боем брать в довесок Химы и Долгорожскую Слободу. Здесь их с наказом закопаться как можно глубже сменили штрафники, а на Жлобинском направлении бойцы 121-й дивизии. В связи с этим пришлось и мне менять свои городские апартаменты на деревенский дом. Вместо меня комендантом города стал бывший старший унтер-офицер императорской армии, а ныне командир 47-й кавдивизии генерал-майор Андрей Никанорович Синельников. Кстати, во время Гражданской он командовал эскадроном в 6-й Чонгарской кав. дивизии, той самой, командиром которой был Константинов.
Вместе со мной в Бабино передислоцировалась наша штабная колонна и «старая гвардия» – снайперы, егеря, «панцерники», противотанкисты и тяжелый артдивизион. Надежды на то, что немцы нас утром не тронут и дадут коридор до линии фронта, не было. С рассветом по-любому в бой пойдут и прорвут позиции штрафников, как тузик грелку, затем примутся за нас. В этом меня поддерживал и полковник Левашов, бойцы которого занимали позиции справа от нас. С ним на случай немецкого прорыва мы разработали минно-артиллерийскую засаду. Воплощая нашу идею, саперам пришлось полночи копаться в грязи, распихивая снаряды и мины, заодно готовя завалы и ложные позиции артиллеристов и зенитчиков.