Рейдер
Шрифт:
– Ну, чуть меньше… – вздохнул друг и на секунду ушел в себя. – Знаю! Есть тут один кемпинг возле города. Строили для лыжников, а теперь там весь бомонд усть-пинский отрывается. Нормальное местечко. – Шамиль щелкнул пальцами: – Марсель!
– Да, Шамиль Ренатович, – приоткрыл окно роскошного баварского авто водитель.
– Короче, Марсель, – распорядился главный судебный пристав Среднего Урала, – прямо сейчас отвезешь Артема Андреевича в кемпинг, ну, ты знаешь…
Водитель нехотя кивнул. Но Шамиль
– А утром – в суд. Подождешь, когда он завершит все дела, и сразу – ко мне. – Шамиль повернулся к Павлову: – Смотри, Тема! Чтоб на манты к обеду был как штык!
Артем демонстративно оглядел доверенный другом на целых несколько часов огромный «БМВ» и покачал головой:
– Нет, Шамиль, все-таки что-то героическое в тебе есть.
– Я тебя когда-нибудь прикончу! – рассмеялся армейский друг. – И так сердце разрывается!
«Успеваю, – понял Павлов, – причем все успеваю…» А Шамиль уже манил к себе обреченного исполнять роль сопровождающего молоденького пристава из своей свиты.
– Смотри мне, – многозначительно прищурился он, – чтобы все было о'кей. Шкуру спущу, если прокол какой выйдет.
Петр Петрович метался по квартире, как раненый зверь.
– Я ни в чем не виновен, – твердил он, – я всегда соблюдал закон.
И лишь через полчаса, когда Колесов позвонил и сказал, что все в порядке, Спирский сумел взять себя в руки.
– Что там? – едва удерживаясь от того, чтобы вывалить на Колесова все, что он о нем знает и думает, спросил он.
– Эксперты уже приехали, – сухо отчитался Колесов. – Рабочая версия – самоубийство.
«Неужели пронесет?»
Для дела самоубийство вечно пьяного особиста было бы на руку.
– Труп убрали? – осторожно поинтересовался Петр Петрович.
– Бугров говорит, через часик увезут.
Спирский замер. Ему очень хотелось ощупать свои новые сокровища лично, собственными руками.
– Тогда я выезжаю, – наконец-то решился он. – В спецчасть без меня никого не пускать.
– Как скажете, – почти равнодушно отозвался Колесов. – Да и кому она нужна, эта ваша спецчасть?
«Вот и хорошо, что никому… – подумал Спирский. – Вот и прекрасненько…»
Павлов отключился сразу, едва попал в мягкое кондиционированное тепло ультрасовременной машины, – сказались последние сутки практически без сна. Иногда он вздрагивал и на доли секунды открывал глаза, но, поскольку перед ним не было ни затравленно глядящего из-за решетки подзащитного, ни умного, заранее «заряженного» судьи, а только километровые столбики, он мгновенно успокаивался и тут же улетал обратно в сон.
Ему снилась Настя – такой, какой бы она была, если бы у них все уже сложилось. Девушка стояла посреди залитых весенним солнцем Елисейских Полей,
– Настя, – позвал он, – брось эти фокусы.
Но девушка лишь рассмеялась, и он терпеливо двинулся за ней, пока они оба не добрались до арки.
– Настя! Настенька! – звал он, поднимаясь вслед за ней по ступенькам все выше и выше, а затем они очутились на смотровой площадке, и здесь тоже не было ни души, а Настя стояла на самом краю парапета и, прижимая обе руки к груди, что-то отчаянно ему говорила.
Павлов не слышал ее слов, он пытался подойти поближе, но его ноги почему-то перестали слушаться. По всему телу разлилась свинцовая тяжесть, а он все силился и все никак не мог понять, что же так отчаянно пытается сказать ему девушка.
– ….р…ай!
– гыр…!
– Пррр…!!!
Павлов собрал все силы, с трудом преодолел сопротивление вмиг загустевшего воздуха и сделал еще два шага – прямо к краю, у которого стояла Настя:
– Что ты говоришь? Я не понимаю? Что?
– Прыгай! Прыгай!! Пры-ы-ы-ы-гай!!!
– Прыгай же ты, козел!!! – кричал молоденький пристав, пытаясь вытолкнуть из машины Марселя, а тот выл, но баранку не отпускал.
И тогда пристав повернулся к водителю ногами, вытолкнул его из открытой двери и тут же сиганул из машины сам.
– Боже! – охнул Павлов.
Неуправляемый автомобиль, чудо немецкого производства и радужная мечта Главного пристава Среднеуральского округа Шамиля Ренатовича Саффирова, стремительно летел под откос, подпрыгивая на кочках и сбивая низкорослые сосенки.
Павлов машинально ухватил портфель, дернул ручку двери и вывалился из машины. И ровно в тот же миг, когда он ухнул в снег и покатился по склону, что-то заскрежетало, а затем небо с хрустом разошлось в стороны, а земля дрогнула и замерла.
Настя вскочила и поняла, что проснулась от собственного крика. Кое-как спустила ноги с постели и коснулась лица – оно было мокрым.
«Артем?!!»
И ровно в тот же миг в подмосковном Звенигороде так и не сумевшая сегодня заснуть Василиса Георгиевна Павлова схватилась за сердце, с трудом отыскала рукава простенького плаща и двинулась через весеннюю морось к храму – главной и единственной надежде. А жесткий и, казалось бы, совсем неэмоциональный Андрей Андреевич снял с полки альбом с фотографиями всей семьи, прижал к груди, да так и замер, не в силах ни раскрыть его, ни поставить на место.