Рейдер
Шрифт:
Два дня он потратил, обыскивая обломки. К его удивлению, разрушения в отсеках были не столь уж велики — все-таки корабль строили на совесть. Все, что не было закреплено, конечно, пострадало, однако многое и сохранилось. Даже автономные системы аварийного питания еще работали. Но главными были две вещи: во-первых, он нашел всех. Восемь человек. Мертвых. Которых надо было теперь похоронить, а потом, при первой возможности, передать их опознавательные медальоны в штаб. И второе — уцелел драккар. Даже не поцарапало машину. Как стоял, наглухо закрепленный, в десантном отсеке, так и остался стоять. А драккар — это вам не хухры-мухры, а очень даже о-го-го! Это универсальный летательный аппарат, способный как летать
Так что связь, решил Виктор, — это дело будущего, а сейчас надо заняться делами насущными и, в первую очередь, похоронить товарищей. В первый день у него не хватило на это сил, и сейчас, вооружившись лопатой (ну чего только не найдешь на складе у хозяйственного механика), он исправлял упущенное, вгрызаясь в неподатливую, всю прошитую корнями деревьев почву. Маленький и относительно сухой островок у самого места падения — вот все, что сейчас он мог предложить своим товарищам.
За этим занятием его и застали выехавшие из леса всадники. Нет, Виктор их тоже засек, даже, наверное, раньше, чем они его (лошади красться не умеют), однако демонстрировать свой слух он не собирался, а потому продолжал махать лопатой, как ни в чем не бывало.
— Эй, ты! — окликнули его.
Виктор решил не обращать на слова внимания. В конце концов, почему он должен реагировать на каждое хамское тыканье?
Одна из прелестей параллельных миров — отсутствие языкового барьера. Точнее, языки друг от друга отличаются, и подчас очень сильно, но языковые группы одни и те же, и если знать основные земные языки, то справишься и там. Конечно, вряд ли сразу получится говорить, как на родном, но хотя бы с пятого на десятое поймешь смысл сказанного.
Сейчас оказалось еще проще. Говорили явно на французском, очень архаичном, со странным акцентом и некоторым количеством заимствований из испанского и немецкого, но, тем не менее, вполне понятном. Так вот, язык этот был еще и весьма-весьма образным. С глубоким знанием дела говоривший прошелся по всем предкам Виктора и способам их появления на свет, причем пассивное совокупление с ослом на крыше дома было еще одним из самых мягких. Виктор даже заслушался, запоминая наиболее яркие обороты, но не переставая при этом мерно взмахивать лопатой.
— Оставь его, Гаральд, — раздался повелительный голос. — Он, наверное, глухонемой, раз не слышит твоего рева.
— Нет, отец, я не позволю, чтобы всякое быдло на меня плевало…
Раздался короткий всплеск, и новый взрыв матюгов оповестил, что некий Гаральд решил слезть с лошади и ухнул в лужу с водой. После этого раздались тяжелые чавкающие шаги, и Виктора рванули за плечо.
Привычным движением уйдя от неплохо поставленного удара кулака, Виктор сделал шаг вперед и с размаху врезал Гаральду лбом в переносицу. Тот отшатнулся назад, поскользнулся и снова сел в лужу, вызвав у остальных всадников, а было их аж семь человек, новый взрыв хохота.
Помотав головой и придя в себя под безучастным взглядом Виктора, Гаральд решительно встал и потянул из ножен короткий широкий меч. Не слишком честно с мечом на безоружного, подумал Виктор и приложил парня лопатой по голове. Естественно, бил он плашмя, чтобы не убить, но удар оказался настолько силен, что черенок лопаты с сухим треском переломился, а Гаральд, сведя глаза на переносице, вновь плюхнулся на задницу.
Впрочем, это не охладило его пыл. Вскочив, он замахнулся мечом. Глаза его метали молнии… А зря. Ярость — не лучший советчик в бою. Легко уклонившись от богатырского удара, Виктор ловким броском отправил своего противника обратно в лужу, а сам стал внимательно разглядывать отобранный меч. На сей раз никто из спутников Гаральда не смеялся, но и вмешиваться не пытался.
— Баланс неплохой, — вынес, наконец, вердикт Виктор. — А вот сталь паршивая.
Гаральд выбрался из лужи. Злость в его глазах постепенно уступала место недоумению.
— Этот меч ковал сам… — начал он.
— Да мне плевать, кто его ковал. Вот, смотри.
Виктор напряг мышцы. Далеко не факт, что подобное получилось бы у кого-нибудь другого, но для космического разведчика, годами не только тренирующегося, но и живущего при повышенной гравитации, это было совсем не тяжело. Меч в его руках начал изгибаться, изгибаться, изгибаться… В общем, свернул его Виктор наподобие швейного метра, в несколько витков. Протянул получившуюся конструкцию побледневшему Гаральду и повернулся, чтобы продолжить земляные работы. Осмотрел сломанный черенок, огорченно цокнул языком и принялся чинить лопату.
— Это твои друзья? — раздался сзади голос одного из спутников Гаральда, тот самый, что приказывал молодому нахалу остановиться. Подошел он не таясь, но Виктор не особо обратил на это внимания — угрозы он не чувствовал.
— Да, — не оборачиваясь ответил Виктор.
— Помогите ему, — властно скомандовал подошедший.
— Слушаюсь, ваше величество, — в один голос ответили остальные и принялись дружно слезать с коней.
«Опа, выходит, это местный король», — подумал Виктор, но виду не подал. Дело теперь пошло заметно быстрее, и уже через полчаса обгоревшие трупы экипажа «Орла» лежали в свежевырытых могилах.
Когда закончилась печальная церемония, Виктор сел под ближайшее дерево и бездумными глазами уставился в небо. На душе было пусто, абсолютно пусто, лишь где-то на задворках сознания неоном горела мысль — один, один, совсем один… Рядом на мягкий мох сел король. Он, не чинясь, копал вместе со всеми и, похоже, знал, что такое терять друзей. Несколько минут они молча сидели, слушая тишину, а потом король заговорил.
— Меня зовут Дарн. Вообще, Дарн Второй, величество, владыка и так далее. Но это этикет, можешь по-простому. Ты?
— Виктор Михайлов, лейтенант межпространственной разведки, младший штурман крейсера «Орел».
— Понятно, — кивнул король. — Объяснил бы еще, что это такое.
— А смысл? В вашем языке даже терминов таких нет.
— А ты попытайся…
Виктор попытался. Вряд ли король понял хотя бы половину сказанного, но тем не менее суть он уловил.
— Значит, ты остался один и не можешь вернуться домой?
— Да. Единственный шанс, что меня будут искать, но не факт, что те, кого бы я хотел видеть.