Рейдер
Шрифт:
Двор был почти пустынен. Крупные каменные плиты, которыми он был вымощен, изрядно нагрелись на солнце и буквально источали ровный сухой жар. Однако откуда-то слева доносились азартные вопли и звонкий лязг мечей, поэтому Кэвин, преодолев желание поскорее убраться из этой импровизированной печки куда-нибудь в тень, отправился на звук и вскоре вышел на ровную, засыпанную толстым слоем изрядно утрамбованного ногами песка площадку позади главного здания. Звуки схватки доносились именно отсюда, и то, что он увидел, его немного шокировало.
Два десятка крепких, коротко стриженных, одетых только в плотные штаны парней примерно одного с Кэвином возраста ожесточенно рубились
Рассмотреть все в деталях Кэвину, однако, не удалось. Выбитый у одного из фехтовальщиков меч с печальным звоном отлетел прямо к его ногам. Кэвин нагнулся, подобрал клинок и внимательно осмотрел, взвесил на руке. Меч был из отличной стали, разве что лезвие было затуплено, видимо, чтобы не покалечили друг друга, и хорошо сбалансирован. Кэвина когда-то учили на куда худших клинках, даже тот, что висел в его ножнах, был лишь немногим лучше. И тут его заметили.
Вокруг парня моментально оказалась толпа — лица не злые, скорее сосредоточенные, его явно не ожидали увидеть, не знали, кто он, и сейчас не совсем понимали, что делать. И тут один, длинношеий и носатый, прервав секундное замешательство, внезапно ткнул в Кэвина пальцем:
— Да это же тот, который ребят в столице положил.
Отношение сразу переменилось. Круг чуть раздался в стороны, заблестели мечи. Даже затупленные, они были смертельно опасны — превратить человека в рубленую котлету можно и палкой. Кэвин бросил руку на эфес своего меча, отчетливо понимая, что боевое оружие вряд ли дает ему хоть малейший шанс, но резкий окрик внезапно заставил всех замереть.
— Отставить!
Знакомый голос доносился откуда-то сверху, и Кэвин, подняв глаза, увидел стоящего на балконе третьего этажа Виктора. Тот стоял, одетый в легкие брюки и белоснежную рубашку, и, недобро прищурившись, холодно рассматривал собравшихся. Потом одним легким, текучим движением он перепрыгнул через перила балкона и оказался на земле с пугающей легкостью, будто и не с высоты прыгал, а так, по лестнице спустился.
— И что здесь происходит? — Виктор чуть вразвалочку подошел. Толпа расступилась перед ним, взгляды стали испуганными. — Гриф, ты что-то хочешь сказать?
Кэвин усмехнулся про себя, прозвище подходило длинношеему очень точно, он и впрямь походил на нахохлившегося стервятника. Виктор посмотрел на остальных, усмехнулся одними губами и резко дернул головой:
— Брысь!..
Пространство вокруг них мгновенно очистилось. Все, похоже, решили стать как можно более незаметными, однако, как заметил Кэвин, с площадки никто не ушел. Виктор все так же спокойно направился к оставшемуся в гордом одиночестве Грифу.
— Ты у нас здесь меньше года, а уже считаешь себя пупом земли, вижу?
Гриф сжался еще больше. Виктор внимательно посмотрел на него сверху вниз (он был выше на целую голову) и процедил:
— Возьми меч.
Гриф опустил плечи и поднял учебный клинок. Виктор вскинул руку и щелкнул пальцами. Тут же ему бросили такой же, он поймал не глядя, крутанул в воздухе:
— Ну что, начнем, пожалуй?
Следующие несколько минут оба противника в бешеном темпе рубились. Именно рубились, фехтованием здесь и не пахло, причем Гриф успевал только кое-как парировать страшные по силе и невозможные по скорости удары Виктора. Когда он, покрытый синяками не хуже зверя-леопарда, в пятый раз оказался на земле, Виктор кивнул и небрежно бросил:
— На сегодня достаточно.
Потом повернулся к остальным и внимательно на них посмотрел. Позже Кэвин признался себе, что никогда раньше не видел ничего страшнее этого взгляда. И дело было не в том, что Виктор что-то изобразил на лице — нет, как раз напротив, лицо его не выражало ни малейших эмоций. Это была пустота, имя которой — смерть. Похоже, остальные почувствовали то же самое.
— Запомните, кто еще не в курсе. Здесь я и только я решаю, кто, кого, когда и как имеет право тронуть. В следующий раз за такое нарушение дисциплины буду вешать.
Голос Виктора был так же прозрачен и пуст, как и его взгляд, и от этого становилось еще страшнее. Кивнув на Грифа, Виктор бросил:
— В лазарет. Когда отойдет — пять нарядов вне очереди. Медведь, Анрэ, Жак!
Трое — тот самый рукопашник, гонявший молодых, гигант, работавший со штангой, и преподаватель-артиллерист — подошли к нему. Виктор усмехнулся:
— А вам троим — по десять нарядов, — и пресекая возмущенный ропот, пояснил: — За то, что вы, старшие, порядок поддержать не смогли. Мне что, за каждым вашим шагом следить? Взрослые люди, с самого начала со мной, а элементарных вещей не можете. Стыдно, господа офицеры.
— Но он же… — начал было Медведь.
— Что он же? Он свой долг выполнял, а эти орлы меня предали. И вас, кстати, тоже. Я про короля вообще молчу, не о нем речь. И, кстати, он против Салли почти минуту держался. А кто из вас против него просто рискнул бы выйти, а? Молчите, придурки? И он никого из наших, кстати, не убил — это моя работа. Может, и меня покалечить захотите? А хуху не хохо? Я вас для чего учу? Чтоб вы в каждый тупой заговор лезли и меня подставляли? Вы — не тупые наемники, вы — лучшие на всей планете, я так думал. А теперь что мне думать?
Виктор уже просто орал, орал так, что все съежились и попытались стать как можно меньше, даже Медведь, несмотря на свои габариты, стал как будто прозрачным. Однако Кэвин почувствовал, что самое страшное уже закончилось — Виктор выпустил пар, и бояться особо уже некому и нечего. Так и получилось — еще через пару минут живописной ругани с поминанием как самих распекаемых, так и их предков на много поколений, детального описания извращений, с помощью которых они появились на свет, и животных, с которыми они были в родстве, Виктор успокоился и уже почти спокойно предупредил, что наряды отрабатывать все равно придется, парня (тут он ткнул пальцем в Кэвина) он лично учить будет, а когда его не будет поблизости, то господам офицерам придется самим брать на себя роль учителей, а пока что пускай молодняк продолжает веселиться, а офицеров он НАСТОЯТЕЛЬНО ПРОСИТ подняться к нему — побалакать надо.