Рейтар
Шрифт:
Спросил же о другом:
– Из-за Нигана последствий каких не ожидается?
– Какие были, уже случились. – Арио ответил небрежно, из чего я заключил, что особого ничего не случилось. – Верген от вашей сотни отказался, так что по прибытии эти мундиры снимете. И вольетесь в первый рейтарский полк Рисской короны, который создается. А вообще… такое уже бывало не раз. Забыл, что племянника самого Орбеля солдат из оцепления застрелил, когда тот казнью командовал?
– Точно, – вспомнил я, – было такое. Но давно, лет двадцать как, верно?
– Двадцать два, – чуть подумав, ответил Арио. – Жгли семью какого-то изменника вместе с детьми, вот у солдата нервы и не выдержали. Пуля племянника насквозь пробила, влетела в окно и еще старуху ухлопала, что на казнь смотрела оттуда. Бывает такое, бывает, так что не удивился никто. И с чего Дикому Барону рюгельских палачей жалеть? Такого добра здесь еще найдут. Хотя, ты знаешь, одно доброе дело одному недоброму человеку он сделал.
– Это про что ты? – не понял я.
– Морта Удавку помнишь? – спросил он.
– Который тогда винтовки продавал?
– Верно. Так он в городской тюрьме сидит, ждет колесования, потрошения и отсечения головы, но видишь какая проблема – палачей теперь нет. Ни единого.
– Не думаю, что это надолго.
– Верно, уже послали в Римм за палачами, те скоро будут. – Арио тоже долил свой бокал водой и отпил. – Но лишнюю неделю проживет.
– Морт больше не нужен?
– Морт преступник, преступники никому не нужны… за редкими исключениями.
– Но он ведь услугу оказал, так?
Морт помогал тем, кто в результате взял власть. Понятное дело, что быть обязанным разбойнику ни одна власть не захочет, не следует на сей счет заблуждаться, но и зверствовать так…
– Морту тоже окажут услугу, начнут казнить с отсечения головы, – сказал Арио. – Но палачи все равно нужны.
– А кто на самом деле теперь правит в Свободных городах?
– Пока сами. Но… ты догадываешься, в чем цель князя Вайма?
– В объединении земель, так ведь?
– Правильно. Так что дальше сам думай.
Я подумал. Объединить земли – это хорошо, я согласен. Но пожив даже немного в Улле, я оценил и тамошнюю свободу, и тамошние законы, и даже понял одну простую вещь – их процветание как раз следствие этой свободы и есть. Пусть правители и склонны злоупотреблять властью, но в Городском Совете много людей и терять побережье никому не дадут. Процветает торговля, процветает промышленность, корабли плывут во многие земли. Что ожидает их под властью Вайма? Когда изжарят над углями первого, того, кто вызовет его недовольство? Не думаю, что пройдет много времени до этого. Вайм – кровожадный деспот, пусть и цель его вроде бы правильна. И с такими правителями ты даже не знаешь, казнит ли он для того, чтобы править, или правит для того, чтобы казнить. Что больше радости ему приносит? Я вот не знаю, но думается плохое.
Думается плохое, а ведь пошел с ним, помогал ему. Хоть с демоном вместе, но отомстить. Может, я и прав. А может, и нет. Как взвесить на одних весах право на кровавую месть и вес того зла, что осталось за нами? И ведь на место этого зла не претендовало стать добро, все не так просто. Вместо нашего зла было другое зло, творимое другим безумцем у власти – Орбелем Вторым.
Я не мыслитель и не духовное лицо, привыкшее рассуждать о мере добра и зла. Я обычный взводный, пусть сейчас даже и сотник, из вольных, который мало книг прочитал, зато много копался в земле, растил коней, воевал, пекся о семье, о народе. Как мне понять, где правда и где нет? Уничтожая Орбеля, я чувствую правильное, но что идет с нами? Меняется ли что-нибудь? Одно зло меняется на другое? Нет, не могу я в этом сам разобраться. Не могу.
– Хорошо ли это будет для Свободных городов?
– Думаю, что нет, – равнодушно ответил Арио. – А для новой державы – хорошо. Малое зло для большой пользы.
– Такое уж малое?
– Бывает и больше.
2
Дальше был опять долгий марш, уже по валашским землям. Чем дальше от границы Свободных городов, тем явственней были видны следы войны. Здесь армии разошлись – сводное войско Городов пошло западней, а по этой местности шла армия Вергена, пусть теперь уже и не полностью наемная. Но не оставившая правила кормиться с захваченной земли. «Война кормит войну!» – главный лозунг Дикого Барона, и войско делало все для того, чтобы местное население ни в чем им не отказывало. К тому же ни по одному из договоров Верген эти земли потом не получал, так что о сохранности не слишком беспокоился – высасывал все досуха, как паук угодившую в паутину муху.
Не запуганных людей грабить труднее, поэтому почти каждое большое дерево было украшено гирляндами трупов. Иные уже разложились и смердели, иные, ближе к местам боев, были еще свежими. Снова появившийся неизвестно откуда Злой рассказал, что полк «Могильных Воронов», вошедший в маленький городок, расположившийся посреди Мирской равнины, повесил все его население, каждую семью, или на воротах дома, или во дворе, на фруктовых деревьях. В другой деревне всех жителей согнали в большой овин, обложили его соломой, облили маслом и сожгли всех живьем.
У проходивших через эти земли войск, похоже, бывали и вспышки фантазии. Попадались распятые на крестах, деревьях и воротах, изломанные молотами, привязанные к поднятым на шестах колесам, закопанные в землю головой вниз, лишь босые ступни торчат из грязи. У большого ворота, которым поднимали мост над маленькой речкой, лежала целая груда разорванных этим воротом тел. Чем разгневали эти люди победителей – не знаю.
Зверствовали, понятное дело, все больше ландскнехты, новые, призывные войска Вергена все же так не бесчинствовали. Но трупы лежали везде. Мужчины, женщины, дети, просто возле дороги, убитые неизвестно кем и неизвестно за что. Большинство уже исклевано птицами и изгрызено зверьем, от иных разве что кости остались. Мухи, смрад разложения, запах смерти, заполнявший все вокруг. Сгоревшие деревни, сгоревшие поля, воронье кругом, столько, что даже думать начинаешь, что это не птицы вовсе, а духи зла, пришедшие пировать. Жуть, страх и смерть пришли на эту землю.
Досталось и местным храмам – с войском Дикого Барона шли все больше обновленцы, а Валаш был всегда самой главной опорой монофизитства. Никого не интересовало то, что и монофизиты, и обновленцы молились одним и тем же богам и одними и теми же словами, расхождения были совсем небольшими – важно то, что за каждой ветвью этой веры стояли враждебные друг другу силы, а сами храмы и монастыри были богаты. К тому же обновленцы отрицали монашеские обеты, так что увидеть повешенных монахов можно было на стенах любого из монастырей – они их обычно не покидали, а просто ждали своей судьбы.