Рейтар
Шрифт:
– Нет, не было, но и в Валаше ее тоже не было, – усмехнулся Злой. – Начни мобилизацию, и те тоже начнут, а у них в княжестве народу побольше нашего. Вот и рассчитывают, похоже, ударить тем, что есть, по штатам мирного времени, на такую же армию Орбеля, ключевые точки захватить, а уже дальше и мобилизацию начать, их удерживая.
Помолчав, он добавил:
– Да и армию Дикого Барона совсем не стоит со счета сбрасывать, кроме своих двух полков людей он много набрал, валашцы и подумать не могут, что у него на этот раз за сила в руках.
– А дальше?
– А дальше что… как военная судьба вывернет.
– В победу-то веришь?
– А мне все равно, – усмехнулся Злой. – Не удивлен? Я такой жизнью с детства живу и другой не знаю. Что мне с мира? Хотя верю вообще-то, Вайм на одной своей злости победить способен. Ну и такое дело… как вот объяснить… – задумался Злой.
– Как проще.
– Куда уж проще… Вайм, хоть и зверь кровожадный от рождения, нашим землям хорошего хочет. Если люди это поймут – он победит. Сколько тут всяких баронств и княжеств от Степи и до Восточного моря? Тьма-тьмущая, а ведь в других землях тоже люди живут. А мы ведь все, и в Риссе, и в Валаше, и в горах, и Северных княжествах, и в Свободных городах, на одном языке говорим, понимаешь? Нам судьба быть вместе, в одной державе, под одной рукой, пока кто-то не пришел и не разорил наше паучье гнездо, перетоптав всех поодиночке.
– А почему не Орбель тогда? – спросил я с подколкой. – Он ведь тоже все и везде под себя гребет, почему не под его рукой?
– Орбель как паук тот самый, ему лишь бы соки сосать и жиреть, – отмахнулся Злой. – Не видит он в других таких же людей одного языка, они ему чужаки, добыча. Вайм же… – Злой отхлебнул воды из фляги, заткнул ее пробкой и отложил в сторону. – Вайм, говорят, с детства об одной державе мечтал, в которой все земли равны под единой властью, и за этим он войну вести хочет, понимаешь? Царство поставить на месте княжества, силу набрать. Почему обновленцев поддерживает? Потому что хочет Церковь в одну упряжку с мирской властью, а пока она монофизитами управляется, то Всеблаженному Престолу подчиняется и отдельные налоги берет. Что за налоги, если на тебе власть только духовная?
– Понимаю, – кивнул я. – Может, и прав он, почему нет. В землях наших безобразий и вправду много. В войны друг у друга по половине населения выбивали, а ведь за что дрались? То за шахты, то за землю, то за воду. Так и изведем сами себя, Старый Мир нам не наука.
– Не наука, верно, – подтвердил Злой. – Те вроде и летали, и друг с другом через всю землю говорить могли, а тоже, как мы, все мечтали с соседа три шкуры содрать. И доигрались, от них развалины до сих пор на каждом шагу, и людей… сколько вот сейчас людей в мире, как думаешь?
– Не знаю, – ответил я честно. – Кто их считал? Но знающий человек, ученый один, сказал мне в свое время, еще когда я на службе был, что в наших краях в сто раз больше жило.
– Видал! – аж подскочил Злой. – В сто раз больше уживалось, а мы все равно друг другу глотки рвем. Вот она, натура человеческая, а? Хуже волков в голодный год.
– Те тоже уживались, да не ужились, – хмыкнул я. – Может, и вправду природа наша такая.
Ветер над степью, холодный и пыльный. Гонит рябь по воде, коробит зеркало реки, лежащей между полей. Вдаль идет неширокая дорога, которой раньше здесь не было, ведет туда, где низкое грозовое небо встречается с землей, к тучам, собирающимся на горизонте. Олвин и Лиана играют с котом, но тому играть не хочется, он вяло отбивается и смотрит на дальние тучи, словно чем-то тревожным веет ему оттуда.
Тучи там тяжелые. Свинцовые, низко висящие. Время от времени их пробивает молниями, но грома не слышно, то ли далеко, а то ли его и вовсе нет. Этот мир, у реки, живет по каким-то другим правилам, и здесь все может быть по-другому.
Маленький Дим на коленях у жены сидит, свесив пухлые щеки и скосив глаза к носу. Играет с ее бусами, набранными из самоцветных камешков. Он громко сопит, и я слышу, как стучат друг о друга камешки.
Жена тоже смотрит на тучи, придерживая волосы рукой. Чтобы ветер не бросал их в глаза. Чистые, густые, светлые ее волосы, те самые, что я так любил перебирать в пальцах, когда мы оставались вдвоем, лежа на широкой и крепкой кровати в нашей комнате.
Она не выглядит сильно встревоженной, но не выглядит вместе с тем и спокойной. И мне кажется, что смотрит она не на тучи, а на дорогу, словно ждет кого-то, кто может появиться на ней с той стороны, оттуда, откуда идет гроза.
– Кого ты ждешь? – спросил я, не веря в то, что она может меня услышать.
Но она услышала. Ответ прозвучал прямо в моей голове, жена не обернулась и не разомкнула губ.
– Не знаю, – ответила она. – Мне кажется, что кто-то страшный сюда идет.
– К вам? – спросил я, чувствуя, как страх за них накатывает на меня, сразу захлестывая с головой.
– Не знаю, – повторила она. – Может быть, просто по дороге, мимо нас, и мы ему не нужны. А может быть, и к нам. Не знаю, не знаю… Неважно, мы ждем здесь тебя, и… ты нас защитишь, я знаю.
Мне вспомнился оборванный разговор с настоятелем оскверненного нами монастыря, он тогда сказал: «Берегись того, кто придет к твоей семье». Кто идет к моей семье? Кто может к ней прийти?
– У меня плохо получилось защитить вас, – сказал я. – Я бы всю кровь и душу отдал по капле за то, чтобы вернуть время, чтобы… чтобы суметь вас прикрыть, или хотя бы уйти вместе, но…
– Нет, вернуть ничего нельзя, – ответила она. – Как ты вернешь ту воду, что текла здесь, а теперь уже там, огибает излучину? Побежишь за ней с ведром? – Она засмеялась, и мое сердце сжалось до мучительной боли от ее смеха. – Нет, того, что унесла Река, вернуть уже нельзя. Можно… можно сделать то, что ты должен сделать, а мы все равно тебя ждем.
– Это может быть долго…
– Для тебя, – усмехнулась она. – А для нас нет такого слова. Здесь нет «долго», здесь есть… покой. Был покой, пока… не знаю, как сказать… пока… пока я не почувствовала, что кто-то идет.
2
– Шума не поднимать, повзводно занимаем вон те лабазы! – распоряжался Хорг. – Будут подъезжать фургоны, размещаемся по десяткам, начиная с первого взвода. На месте вас встретит Арио, там разберетесь.