Рейтар
Шрифт:
– Думаешь, командир, что валашцы с той стороны подойдут? – спросил Арги.
– Я вообще не думаю, мне воевать надо, а не думать, – криво усмехнулся Сухорукий. – Но если есть дорога, то по ней может кто-то прийти. А если здесь она одна и мост один, то придет он именно сюда, больше некуда. Так что патрули накрути, Арвин, пусть бдят. Бдят, понял? – Он даже кулак сжал для выразительности.
Работы в городке шли до следующего полудня, местным охрана тоже расходиться не давала. И только после того как Хорг, обойдя линию обороны, счел ее достаточно готовой для
Расквартировали всех в домах у местных и в сараях, лишь бы поближе к месту, куда бежать по тревоге. Я разместился в маленьком домике на окраине, в котором жила тихая, какая-то совершенно незаметная женщина непонятного возраста, с двумя такими же тихими и незаметными, похожими на мышек дочерями. При этом, несмотря на всю тихость свою, она от нас не пряталась, а даже напоила всех чаем на кухне, а потом и обед приготовила, из наших продуктов, правда, что Барат из обоза притащил.
– Что будет здесь, владетельный господин? – спросила она, поставив передо мной тарелку кукурузной каши, в которой плавился большой кусок копченого сыра.
– Да какой же я владетельный, – отмахнулся я, хоть и понял, что обращение такое принято здесь по местной забитости, тут так каждого чиновника и каждого стражника величать было принято. Кто власть – тот и «владетельный господин».
– У нас тут каждый владетельный, – мимолетно улыбнулась она, убедив меня в том, что я все правильно угадал.
– А ничего не будет, наверное. – Я помешал кашу ложкой, чтобы сыр таял быстрее. – Какая вам разница, где ваш князь живет, в Альмаре или Эбидене? У вас тут ведь ничего никогда не менялось и меняться не будет. Как жили раньше, так и дальше будете. Война – княжье дело, – повторил я вслух те мысли, что гнездились в голове все время, что мы шли по этой земле. – А у вас тут даже не грабили из-за того, что сразу к бою приготовились.
– А бой-то здесь будет?
– Не думаю. Просто боец так устроен, что если к бою не готовится, то обязательно сотворит что-нибудь, – попытался я свести разговор к шутке. – Так что мы уже по привычке таким делом заняты.
– Ты из вольных? – вдруг спросила она у меня неожиданно.
– Верно, – кивнул я. – А как поняла?
– По говору. Раньше здесь в пограничной страже были вольные, а после того, как княжий указ вышел о том, что полагать вас врагами, они все делись куда-то.
– А куда?
– Да кто же мне докладывает? – удивилась она вопросу. – Были, а потом не стало их здесь. Отправили куда-то, наверное.
– Отправили, – задумался я. – Оно понятно, куда… отправили.
Пленных у нас здесь нет из пограничной стражи, а то стоило бы допросить на сей счет. До этого они об этом и словом не обмолвились. Ну да ладно, вернемся к главным силам – и выясним.
– А новой властью тут кто будет? – спросила между тем женщина.
– Откуда я знаю, уважаемая? Кого пришлют, тот и будет. Или кого назначат. Передо мной в таких делах ведь тоже никто не отчитывается, не велик чин. А ты чем на жизнь зарабатывала?
– Виноградник у меня, издольщикам сдаю.
Я огляделся. Невелик виноградник, видать, больших доходов она с него точно не получает, если по дому судить и по тому, как одета.
– А муж твой где?
– Муж погиб давно, лет десять тому назад, – ответила она равнодушно. – Пьяным ехал на телеге, уснул – да и шеей под колесо. Схоронили, с тех пор вдовствую.
– А дочери что не замужем?
– А что же им замужем быть-то? – усмехнулась она грустно. – Не красавицы и не купеческие дочери. Так и останутся в девках, небось. Один к старшей сватался недавно, да выяснили, что жулик, он так в каждом городе сватался, а потом с деньгами сбегал. Тут у нас стражник городской из другой провинции был по делам каким-то, так случайно его на улице встретил и узнал.
– И что?
– Да дали плетей так, что с задницы клочья летели, и отправили на каторгу.
– Ну и то хорошо. Денег-то с вас не взял?
– Да я бы и не дала! – ответила она так возмущенно, что я немного не поверил. Видать, успел что-то выманить то ли у самой вдовы, то ли у дочки ее. – А ты семейный ли, владетельный господин?
– Да что ты владетелем меня величаешь все, – чуть разозлился я. – Нет у нас семейных больше. И вообще никаких нет, – разозлившись еще больше, оборвал я разговор. – Кончились вольные, и нечего об этом.
Она только ойкнула и из кухни вышла тихо.
Ночь, безлунная, беззвездная, над степью холодный ветер. И с этим ветром откуда-то из темного пространства доносятся звуки мелодии, простенькой, незамысловатой, которую играют маленькие серебряные пластинки, бегущие по зубчатому валику музыкальной шкатулки.
Река звенит, река журчит. Вода – что твой хрусталь. Она кораблик слабый мчит В неведомую даль…Высокая трава почти полегла под ветром, обвивает сапоги, пытается задержать меня словно невидимыми руками, не пустить туда, где играет шкатулка. Не знаю, у кого из них она сейчас в руках, но знаю точно, что там, где играет эта музыка, – там они ждут меня. И там же, в темноте, тревожное ржание Шалуна, который чувствует приближение чего-то злого. Кто к ним пытается подойти?
Я бегу на звук мелодии, задыхаясь от встречного ветра, от пыли, которую он несет навстречу. Я ничего не вижу и чувствую лишь, насколько тьма, что вокруг меня, пропитана злом. Я должен до них добежать, защитить от того, что приближается к ним. Я знаю, что смогу. Почему-то я это знаю.
Но мелодия словно и не приближается, и все время доносится с разных сторон, заставляя меня метаться.
Нырнет в пещеру под горой — Страшнее места нет, Там толща тьмы над головой, — И вынесет на свет.