Режим гения. Распорядок дня великих людей.
Шрифт:
«В Боллингене я живу естественной для себя жизнью… Я отказался от электричества, сам топлю печь и плиту, а по вечерам зажигаю старинные лампы. У меня нет водопровода, я беру воду из колодца. Я рублю дрова и готовлю еду. В этих простых вещах заключается та простота, которая так нелегко дается человеку» [33] .
Густав Малер (1860–1911)
Хотя ныне Малер славится как один из лучших композиторов рубежа XIX – ХХ вв., при жизни он был более известен как дирижер. Сочинение музыки занимало лишь часть его времени, и симфонии зрелого периода были созданы в пору летних перерывов в насыщенной работе дирижера Венской придворной оперы [34] . Малер проводил лето за летом на вилле в Майерниге,
33
Перевод В. Поликарпова.
34
Ныне (с 1918 г.) – Венская государственная опера.
Они познакомились в ноябре 1901 г., четыре месяца спустя поженились и летом вместе поехали на ту же виллу. Альма ждала первого ребенка; Малер привез с собой наброски Пятой симфонии, будущего шедевра, который – от похоронного марша в начале до пронзительно прекрасной Четвертой части, посвященной молодой жене композитора, – тонко передавал оттенки различных чувств.
Но если творчество Малера отражало страстную и бурную внутреннюю жизнь, то его повседневная жизнь на вилле являла прямую этому противоположность. Эта жизнь, как обнаружила Альма, «была полностью избавлена от всего лишнего, почти нечеловечески проста». Композитор просыпался в 6.00 или 6.30, немедленно вызывал звонком кухарку и требовал свой завтрак: свежемолотый кофе с молоком, диетический хлеб, масло и варенье. Все это кухарка доставляла в каменную хижину в лесу, где Малер занимался творчеством (композитор не желал ни с кем говорить и никого видеть, пока не сядет за работу, поэтому из страха нечаянно столкнуться с хозяином кухарка пробиралась к нему по крутой и скользкой тропинке, а не по главной дорожке).
В хижине Малер разжигал спиртовой обогреватель. «Он почти всегда обжигал пальцы, – сообщает Альма, – не по неуклюжести, а из-за мечтательной рассеянности». Грел молоко, пил кофе и завтракал на скамейке возле хижины. После этого он запирался и приступал к работе. С этого момента Альма должна была следить, чтобы, покуда Малер работает, до его беседки не доносилось ни звука. В это время она воздерживалась от игры на пианино и, обходя соседей, сулила им билеты в оперу, если они будут держать своих собак взаперти.
Малер работал до полудня, потом тихонько возвращался домой, переодевался и шел на озеро. Плюхнувшись в воду, он свистом подзывал к себе жену. Выкупавшись, Малер лежал на берегу, обсыхая, а потом вновь бросался в воду, так пять-шесть раз, пока не чувствовал прилив сил и аппетит. Малер предпочитал простую и легкую пищу, тщательно приготовленную и почти неприправленную – «чтобы насытиться, не раздразнив аппетит и не вызвав тяжести в желудке», поясняет Альма, которой это казалось скорее «диетой инвалида».
После обеда Малер выводил Альму на долгую прогулку вдоль берега, изредка останавливаясь, чтобы записать в блокнот несколько нот, отбивая при этом такт карандашом. Иногда работа поглощала его более чем на час, и тогда Альма присаживалась на пень или на траву, не осмеливаясь даже глядеть на супруга. «Если он чувствовал прилив вдохновения, он улыбался мне, – пишет она. – Он знал, что ничто на свете не могло бы доставить мне большую радость».
На самом деле Альма вовсе не так легко принимала свое новое положение – супруги своенравного, привыкшего к одиночеству гения. (До замужества она и сама сочиняла музыку, но Малер заставил ее бросить творчество, заявив, что одного композитора в семье достаточно.) Тогда, в июле, Альма писала в дневнике: «Во мне происходит тяжкая борьба. И как я тоскую по человеку, который думал бы ОБО МНЕ, помог бы мне обрести СЕБЯ. Я превратилась в домохозяйку!»
Малер либо не подозревал о переживаниях своей супруги, либо предпочитал их игнорировать. К осени он завершил вчерне Пятую симфонию и следующие несколько лет каждое лето возвращался все к той же рутине, сочинив в Майерниге Шестую симфонию, а затем Седьмую и Восьмую. Если работа шла успешно, композитор чувствовал себя совершенно счастливым. Он писал своему коллеге: «Вы же знаете: все, чего я хочу от жизни, – сохранить желание работать».
Рихард Штраус (1864–1949)
У Штрауса процесс творчества основывался на строгом методе и был свободен от тревожности и страха. По словам композитора, он производил музыку, словно корова – молоко. Даже осенью 1892 г., когда Штраус перебрался из Германии в более теплый климат, чтобы вылечиться от воспаления легких
«Мой день строится очень просто. Я поднимаюсь в восемь утра, принимаю ванну и завтракаю – три яйца, чай, Eingemachtes (домашнее варенье), затем я с полчаса прогуливаюсь в пальмовой роще отеля вдоль берега Нила, а с десяти до часа работаю. Оркестровка первого акта продвигается медленно, но верно. В час дня я обедаю, затем читаю Шопенгауэра или играю с миссис Конце в безик [36] по пиастру очко. С трех до четырех я продолжаю работу, в четыре пью чай и выхожу на прогулку до шести, когда мне полагается любоваться закатом. В шесть часов становится темно и холодно, и тогда я пишу письма или еще немного работаю до семи. В семь ужин, после которого я болтаю и курю (всего 8–12 штук в день). В полдесятого я возвращаюсь к себе в номер, полчаса читаю и в десять выключаю свет. Так продолжается изо дня в день.
35
Немецкий композитор эпохи позднего романтизма, дирижер. Автор симфонических поэм, а также опер «Кавалер розы», «Женщина без тени» и др.
36
Интеллектуальная карточная игра.
Анри Матисс (1869–1954)
«Я наслаждаюсь, в общем-то, всем, и мне не бывает скучно, – признавался Матисс гостю, проводя его по своей студии на юге Франции. Дело было в 1941 г.; они осмотрели мастерскую, клетки с экзотическими птицами и оранжерею, где расцветали тропические цветы, зрели гигантские тыквы и красовались китайские статуэтки. Попутно Матисс рассказывал о своей манере работать:
«Теперь вы понимаете, почему я не знаю скуки? Более 50 лет я не на миг не прерываю работу. С девяти утра до полудня – первый сеанс. Затем обед, немного поспать, и в два часа дня я снова берусь за кисти и работаю до вечера. Вы не поверите: каких только сказок не приходится мне рассказывать по воскресеньям моделям! Обещаю им, что это в последний раз, никогда больше я не попрошу их приходить позировать в этот день. Разумеется, я плачу им вдвойне, а когда вижу, что и этим их не заманишь, сулю выходной посреди недели. “Но, мсье Матисс, – говорит мне одна из них, – это уже сколько месяцев длится, и вы мне даже одного вечера свободного не дали”. Бедняжки! Ничего-то они не понимают. Не могу же я жертвовать воскресеньем только потому, что их ждут дружки».
37
Французский художник, скульптор, лидер течения фовистов (от фр. fauve – дикий).
Жоан Миро (1893–1983)
Миро всегда соблюдал жесткий и неизменный распорядок дня, потому что главным в жизни для него была работа и он не позволял себе отвлекаться, а также потому, что боялся вновь соскользнуть в депрессию, мучившую его в юности до тех пор, пока он не открыл в себе талант художника. Дабы предотвратить рецидив, Миро всегда включал в свой режим энергичные физические упражнения: в Париже – бокс, в барселонском гимнастическом зале – шведскую гимнастику и прыжки через скакалку, а находясь на семейной ферме у берега моря в Монт-Родже, куда Жоан удалялся каждое лето, чтобы укрыться от городской жизни и восстановить запасы творческой энергии, он плавал и совершал пробежки по берегу. В книге «Миро: Жизнь страсти» Луис Перманьер описывает повседневную жизнь художника в начале 1930-х, когда тот жил в Барселоне с женой и маленькой дочкой:
38
Испанский (каталонский) художник-сюрреалист, скульптор и график.
«В шесть часов он вставал, умывался и пил кофе с несколькими кусочками хлеба; в семь шел в студию и работал там без перерыва до 12.00, когда прерывался на час энергичной зарядки – это мог быть бокс или бег; в час дня он получал скромный, но хорошо приготовленный завтрак, завершавшийся кофе и тремя сигаретами – не больше и не меньше. Затем наступал момент “средиземноморской йоги”, то есть дневного отдыха, длившегося всего пять минут; в два часа он принимал друга, улаживал деловые вопросы или писал письма; в три возвращался в студию и оставался там до ужина, до восьми часов; после ужина какое-то время читал или слушал музыку».