Режим Тишины. Маятник
Шрифт:
А когда значительно округлившаяся и потяжелевшая, я, наконец, выкатилась из-за стола, меня привели в крайнюю точку путешествия. Настоящую, деревянную избу. Я глазам не поверила, даже не удержалась и прижалась щекой к бревнам, вдыхая запах мха и свежей древесины. И в этом чуде мне предстоит жить?
Смайл, показав и объяснив мне, что «зя», а что «низя», пригрозил завтра поднять ни свет ни заря, объявил, что уходит в наряд, пообещал прийти утром, пьяным и с бабами, и усвистал в закат. А я, наконец, легла на мягкое и решила продолжить дневник. Честно говоря, сама не знаю, для кого его пишу. Но отчего-то мне кажется, что это важно.
Ну, вроде, на сегодня все описала. Пора на боковую. Только вот подарок Наставника, потускневшую от времени, бензиновую зажигалку «Zippo» с выгравированной на боку ехидной кошачьей мордочкой, выпускать из рук совсем не хочется. Спокойно с ней как-то, что ли. Ладно, не думаю, что подожгу что-то во сне…
Глава
3.
Не
кричи
«Есть мертвецы, в которых больше жизни, чем в живых.
Но есть и живые, которые мертвее всяких мертвецов.»
Р. Роллан
Кто ты? Назовись!
Высокая фигура в темном балахоне бесшумно скользнула в дверь. Человек, стоящий у окна стремительно развернулся на каблуках, вскидывая руки. Синеватый, потусторонний свет уличного фонаря мягко коснулся матовой поверхности пистолета, направленного в грудь вошедшему, и тут же отступил, когда хозяин комнаты сделал шаг вперед.
Тень замерла на пороге, мягко подняв вверх ладони, затянутые в черные перчатки. Рукава балахона взметнулись птичьими крыльями и тут же опали, открывая кожаные браслеты на тонких запястьях:
Это я, отец С-себастиан. Вы прос-сили зайти, как только вс-се успокоитс-ся, – прошелестел из-под глубокого капюшона едва слышный, бесцветный голос.
Сестра Анабель, – мужчина вздрогнул всем телом, с видимым трудом опустив оружие и выпрямляясь, – Да, действительно. Я просил. Дело касается…
Фигура легко, словно танцуя, сделала вперед два бесшумных, мягких шага и опустилась в услужливо придвинутое священником кресло. Под темной тканью, скрывающей половину лица, на миг вспыхнули и погасли две алые точки.
С-слушаю вас-с. Ес-сли вы решили побес-спокоить меня в с-столь поздний час-с, дело дейс-ствительно не требует отлагательс-ств…
Дело касается дневника, Сестра, – отец Себастиан опустил пистолет в кобуру на поясе и, отойдя к шкафу в углу, вынул и накинул на себя точно такой же темный балахон, что был на его собеседнице. Помедлив, стянул с головы маску и устало прижал к глазам ладони, – Того самого, последнего дневника Софьи Салемской. Я думаю, вы понимаете, о чем я?
Силуэт в кресле сделал неуловимое движение плечами, пустив по мягкой ткани едва заметную в полумраке рябь:
С-салемская? Орден с-считал, что вс-се ее запис-си перехвачены разведкой Общины! – В отрешенном голосе появились нотки удивления, руки в перчатках слегка сжали резные подлокотники, – Что вс-се с-следы их пребывания в мире уничтожены, а с-сама она мертва. Мне докладывали…
Тогда что это?
Папка с тихим хлопком упала на поверхность стола ровно посередине. Ярко-белая в призрачном свете, льющемся из окон. Сестра Анабель вздрогнула всем телом, неосознанно подавшись вперед, однако, в нескольких сантиметрах от заветной цели, вдруг осеклась и вновь откинулась на бархатную спинку кресла. Алые точки под капюшоном горели, как два лазерных прицела, словно пытаясь просветить картонные стенки папки насквозь.
Отец Себастиан усмехнулся, наблюдая за борьбой, творившийся на его глазах. Анабель, старшая из Сестер Ордена святой Великомученицы Варвары, отличавшаяся невероятным спокойствием и смирением, явно с трудом сдерживалась, чтобы не схватить драгоценный Дар небес и не сбежать из кабинета. По-прежнему не сводя глаз с кресла напротив, он медленно раскрыл папку и развернул ее к собеседнице, вместе с содержимым:
Дейс-ствительно, почерк ее, – совладав с собой, Сестра отвела взгляд от тетради, – Где вы нашли это?
Не мы. Один из бывших послушников-целителей «Спаса» приехал на вызов от соседей в восемнадцатый сектор, мол, бабулька там какая-то загибается. Долетели, говорит, минут за десять, а все равно не успели – умерла. Вот у нее в руках дневник и был. Доктор этот, Владименко, говорит – лицом умершая на Салемскую похожа была, но из-за маски Посмертия сказать стопроцентно сложно…
Именем Пос-следнего Предела, неужели нельзя было с-сделать анализы, как-то проверить? Вс-скрытие, в конце-концов?
Святой отец некоторое время пристально глядел в алые угли под тканью капюшона, а затем рассмеялся. Сестра Анабель задумчиво склонила голову – все же удивительно, как подобные ему меняются от улыбки. Седовласый мужчина лет семидесяти почти мгновенно преобразился. Разгладились морщины, засияли глаза и даже волосы будто бы стали темнее. Удивительная особенность, право. Удивительная и… необъяснимая. Хотя, все объяснения этому лежат здесь, у нее под носом, но коснуться их – зайти за грань. Сейчас она понимала это лучше, чем когда-либо.
Все еще посмеиваясь, отец Себастиан дернул на себя ручку ящика стола и бережно вынул оттуда тонкую прозрачную папку с одним-единственным документом внутри. Некоторое время задумчиво вчитывался в печатный текст, подставив папку под свет фонаря, а затем аккуратно отдал ее Сестре.
Что это?
Результаты вскрытия, Сестра, – весело отозвался мужчина, откидываясь в кресле, – Странно, что вы забыли об этой их особенности. Они не сохраняют постоянство генома и структуры тела при жизни, так с чего вы взяли, что этих выкормышей Предела возможно вычислить после смерти?