Режиссер Советского Союза 4

Яманов Александр

– Отдохнул, ну и хорошо. Теперь слушай внимательно. Завтра же приступаешь к своей работе. Ничего не поменялось, и ты до сих пор глава ТО «Прогресс». Вникай в текущие дела, там есть какие-то сложности по телевидению. Не мне тебя учить. Но не это главное, — голос министра стал сухим и строгим, — Есть важное дело, которое нельзя провалить. Всю информацию вчера получил Каплан, с ним обсудишь нюансы и разработаешь план мероприятия. Бритиков тоже будет оказывать вам полную поддержку. Всё понял?

– Да!

А что мне ещё ответить? Я примерно догадываюсь, чего Фурцева так всполошилась и явно нервничает. Завтра переговорю с Израилевичем, который развеет мои сомнения.

–

Алексей, а ведь ты умеешь не только ссориться, но и подбирать людей. Не со всеми угадал, но всё равно, — вдруг сменила тему Екатерина Алексеевна, — Кто бы мог подумать? Ладно, если задача ясна, то завтра приступай к выполнению.

Странное заявление, даже с какими-то нотками зависти. Некоторое время я зачем-то держал трубку около уха, слушая короткие гудки. Затем отвис, оставил телефон в покое и пошёл умываться.

После завтрака совершенно не хотелось никому звонить, хотя понимаю, что это неправильно. Но могу я насладиться тишиной и свободой? Чувствую, что завтра навалится такой ворох забот и проблем, который мне ранее и не снился. А пока, снова парк, теперь Кузьминский, и я, удивлённо наблюдающий за людьми с их простыми заботами и радостями. Пора уже расслабиться, поверить в реальность происходящего и перестать ходить как заторможенный робот.

На улице ещё достаточно тепло, поэтому летние кафе полны народа. Отстоял положенную очередь, предварительно пробив чек, и получил своё долгожданное мороженое в железной креманке. Рядом сидели молодые родители с маленькой дочкой. Та быстро измазалась мороженым и улыбалась, отворачиваясь от матери, пытающейся вытереть лицо мелкой шкодницы. Глядя на эту забавную сцену, чувствую, что меня постепенно отпускает. Надо дома набросать план дальнейших действий, вроде мою домашнюю записную книжку не трогали или вернули после обыска.

Так же неторопливо выдвигаюсь в сторону Волжского бульвара. Не забыть зайти в магазин, так как холодильник совсем пустой. Вспоминаю, чертыхнувшись, что не захватил авоську. Значит, придётся вернуться на квартиру за сумкой. Полиэтиленовых пакетов ещё не изобрели, но может, оно к лучшему.

Читал однажды, что если не брать в расчёт варварское отношение к экологии и природе, СССР умудрялся обходиться без колоссальных по размерам свалок, присущим России моего времени. Если не учитывать промышленный мусор, то практически все остальные отходы были разлагаемые. Стеклянная тара была возвратной и сдавалась в пункты приёма. То же самое касалось макулатуры и тряпок. Основным упаковочным материалом была бумага, а не полиэтилен. В неё заворачивались не только продукты, но и вещи. Мусор я складываю в ведро, дно которого предварительно застилаю газетой. Из неразлагаемых отходов остаются крышки от бутылок с банками, перегоревшие лампочки, пузырьки от лекарств и бытовые вещи. Вот тебе и отсталая страна. Эх, если бы всё остальное было так хорошо, как с мусором.

* * *

– А где моя подборка новых агитплакатов, настольная лампа и кресло?

– Э… — начала блеять Оля, одна из девушек Каплана, которая параллельно выполняла обязанности секретаря, — Вас же не было, Алексей Анатольевич. Но я сейчас уточню, куда перенесли все вещи.

– Чтобы кресло было через пять минут. Или я не поленюсь и милицию вызову.

Поняв, что я не шучу, девушка побежала кому-то звонить. Я же начал боле внимательно осматривать свой кабинет на предмет того, что ещё утащили. Пропал немецкий проигрыватель и моя коллекция пластинок. Зато бюст Ленина так же занимал своё место в левом углу стола. Насчёт милиции я не шутил. Импортное кресло, как и проигрыватель, покупались за мои личные деньги. И терпеть подобное хамство

я не собираюсь.

На киностудию я приехал с утра пораньше, изрядно удивив вахтёра, который демонстративно долго проверял мой пропуск. Эта публика обычно приклеена жопой к рабочему месту, но лучше всех знает все новости и сплетни. Наверняка и данный товарищ знает, по какой причине один режиссёр отсутствовал три недели. Только меня подобным ходом не смутить, поэтому я требовательно протянул руку, глядя в водянистые, и бегающие, как у мелкого мошенника, глазки охранника. Будет здесь ещё всякая перхоть строить из себя большого начальника. Что-то я завёлся с пол-оборота, будто забыл про местные реалии.

Настроив себя на положительные эмоции, поднялся на наш этаж и открыл общую приёмную, которую мы делили с Капланом. Далее прошёл в свой кабинет и обомлел. Как здесь не скатиться в негатив, если какие-то гады умыкнули твои вещи? Не стал дёргаться, а просто сел за гостевой стул и начал писать распорядок дня. Минут через двадцать в кабинет зашла Олечка, одна из каплановских помощниц, и ойкнула вместо приветствия.

Я пресёк бурю эмоций, которые дамочка начала выплёскивать в мою сторону и начал разбор полётов. Может это и грубовато, но настроение уже было испорчено. Понятно, что помощница Каплана не виновата, только ситуация получается мерзкая. Олечка моментально выбежала из кабинета, оставив дверь открытой.

Минут через десять меня вывел из задумчивости, кряхтевший как старик мужчина в костюме. Один из помрежей отметил я мысленно, забыл имя.

– Куда ставить? — немного нервно и с ощутимыми нотками раздражения спросил гость.

Пыхтел товарищ, потому что в одиночку тащил моё кресло. Массивное кожаное сиденье, выпирающие подлокотники и металлическая крестовина действительно должны весить немало. Указываю рукой в сторону стола и отхожу к окну. У меня не было даже мысли помогать заносить свою собственность. Недовольный мужик сделал последний рывок, демонстративно громко поставил кресло и вышел, не прощаясь.

– Алексей Анатольевич, вы не переживайте, — затараторила появившаяся Олечка, держащая в руках мою лампу, — Проигрыватель в кабинете Якова Израилевича. Он специально забрал его, когда случилось такое дело. Остальное тоже вернут, просто ещё очень рано и людей нет на рабочих местах.

Крутанулся на кресле, предложил дамочке присесть и дослушал историю. В общем, пару дней народ ничего не понимал. Потом дошли слухи, что меня арестовали. Тут и тройка товарищей подсуетилась. Замдиректора киностудии утащил кресло, не слушая возражений моих сотрудников. Какой-то блатной товарищ, тоже из администрации, недавно пришедший на Горького, был впечатлён настольной лампой. Плакаты демонстративно изъяла «старушка-веселушка», с которой у меня будет отдельный разговор. Поэтому Каплан, от греха подальше, перенёс проигрыватель к себе. Ведь реально дефицитная и дорогая вещь. Сломать кресло — надо умудриться, а вот технику — легко. Особенно если она не твоя.

Вот помяни чёрта, и он появится. Это про замдиректора, который с радостной улыбкой ворвался в кабинет.

– Очень рад! Узнал об этом позавчера, — Яков Израилевич обнял меня и похлопал по спине, — Никому говорить не стал. Пусть для людей это станет приятным сюрпризом. А кому-то, наоборот, будет невесело.

Сначала я не понял, о чём Каплан, а потом увидел, что он смотрит на кресло и улыбнулся. Зам — тот ещё жук и юморист. Но сейчас было не до телячьих нежностей. Меня сразу загрузили предстоящим делом, о котором предупреждала Фурцева. Я только попросил Олечку принести нам чая и никого не впускать. А на пятнадцать часов назначил собрание коллектива в актовом зале.