Ричард Блейд, пэр Айдена

Лорд Джеффри

— Нет, — Блейд пожал плечами и неожиданно спросил: — Скажи, как ты относишься к волшебству?

— К волшебству? — ее лоб разгладился, глаза округлились — это опять была Найла-которой-четырнадцать. — О, магия! Она бывает солнечная и лунная… магия добра и зла… земли и соленой воды…

— Так вот, — прервал девушку Блейд, — есть еще магия воздуха, и тот, кто владеет его, может летать.

— И ты?..

— О, нет. К сожалению… — он немного помедлил, собираясь с мыслями. — Видишь ли, когда-то в Хайре опустились духи воздуха — на огромной сверкающей башне.

— Да-а-а… — протянула девушка. — Легенды об этом ходят и в Странах Перешейка, и в Ксаме… и в той огромной стране,

что лежит к западу от Ксама и вечно воюет с ним… Говорят, эти духи подарили вам странных зверей, огромных, с шестью ногами… — она подняла вопросительный взгляд на Блейда.

— Верно. Они называются таротами и мчатся в степях Хайры быстрее ветра… Но духи оставили нам еще кое-что. Вот… — он погладил гладкий колпак. — Это добрая, солнечная магия, Найла, но она доступна немногим. Видишь, я не справился… и упал с небес в гнусное логово трогов!

Девушка гибко соскользнула с кресла, опустилась на колени рядом с Блейдом и ласково погладила его но щеке.

— Ничего, Эльс! Может быть, волшебная сила еще вернется к твоей птице, и она унесет отсюда нас обоих.

Блейд нежно обнял девушку и притянул к себе. Он был доволен своей выдумкой. Стоило только поменять юг на север, Южный материк на Хайру, да еще намекнуть на колдовство, как версия его приключений обретала законченность, стройность и достоверность. Внезапно Найла прижалась к нему и закрыла глаза. В тот же миг рука Блейда скользнула по обнаженному бедру девушки, а губы прижались к ее пухлым губам. Но когда он, приподняв воздушную ткань тупики, начал ласкать ее груди, Найла вздрогнула и попыталась вырваться. Он ослабил объятия.

— Нет, Эльс, нет… Пойми, месяц я не видела человеческого лица… даже заросшего такой колючей бородой, — ее ладонь скользнула по щекам Блейда. — Всему свое время, — твердо закончила она. — Мы ведь договорились.

Когда женщина произносит эти магические слова — «мы ведь договорились», — значит, она желает, чтобы все было так, а не иначе. Блейд усмехнулся и выпустил Найлу. Но ее намек он понял и незамедлительно побрился — благо в каюте старого Ниласта нашлось все необходимое.

В дальнейшие дни их отношения приняли характер легкого дружеского флирта, не всегда невинного, о чем свидетельствовал последний поцелуй Блейда. Казалось, Найле нравилось, когда он обнимал и целовал ее — хотя и не в столь интимные места, — однако спать она предпочитала одна.

Днем, в самую жару, они дремали в каютах, под надежной защитой корпуса каравеллы из чудесного дерева тум; вечером, ночью и ранним утром бодрствовали, то рассказывая друг другу бесконечные истории, то просто в молчании сидя бок о бок: черноволосая головка Найлы была откинута на плечо Блейда, его мускулистая рука обнимала хрупкие плечи девушки. В тишине, нарушаемой только поскрипыванием мачт «Катрейи», они созерцали две бесконечности: звездного неба и великого безбрежного океана.

Беседовали они на ксамитском, которым Найла, не в пример Блейду, овладела безупречно. Он, однако, делал быстрые успехи, пользуясь давно проверенным методом, гласившим, что лучший способ овладеть языком — изучать его под руководством хорошенькой женщины. Желательно в постели; однако это, как надеялся Блейд, было еще впереди.

Рахи, видимо, не знал других языков, кроме родного наречия Айдена, хайритского и ксамитского. Найла владела полудюжиной, но ни напевный кинтанский говор, ни плавный музыкальный язык Хаттара, ни щелкающий резкий рукбатский ничего не говорили слуху Блейда. Айденитского девушка не изучала; калитанцы не любили путешествовать по суше, а прямой морской дороги в Айден не было. Однако она слышала о могущественной империи на западе и о Хайре.

Это

тихое и размеренное существование пока не тяготило Блейда. Он выбросил из головы все мысли о будущем — даже о том, что его прелестная спутница могла внезапно превратиться в очередного связника с Земли. Он просто отдыхал, слушал ее рассказы, подолгу размышляя над ними; это позволяло отойти душой и сердцем после тяжких дней, проведенных в пещерах каннибалов, и жуткого путешествия к океану, которое закончилось его ранением, гибелью Грида и встречей с Дж. Постепенно ночные кошмары стали все реже и реже мучить его, сменяясь другими, более приятными сновидениями, в которых фигурировали то Зия и Лидор, то Тростинка и Р’гади, но чаще всего — Найла. Вполне естественно — она ведь была рядом, теплая, живая, прелестная… Но — увы! — пока недоступная, ибо собственное слово Блейда охраняло ее прочнее, чем средневековый железный пояс невинности.

Вся эта расслабляющая обстановка не помешала ему при первой же возможности тщательно обыскать судно. Он сам не знал, что хочет найти, но потрудился на славу, пока Найла сладко дремала в своей каюте. Однако серебряные кувшины, стеклянные кубки, ковры из пестрых перьев, превосходные кривые мечи, бронзовые подсвечники, резные ложа, шкафы, столы и табуреты, бочки с водой, бурдюки с вином, ящики с сухарями, сундуки с одеждой и всяким добром оказались тем, чем выглядели — просто кувшинами, кубками, коврами, подсвечниками, мебелью и емкостями с запасами. Он не обнаружил ничего подозрительного; все было сработано на совесть, и все, несомненно, соответствовало той технологии раннего средневековья, в которой, судя по рассказам девушки, пребывал ее родной Калитан.

Правда, оставалась еще каютка самой Найлы, но Блейд при случае пошарил и там. Два больших сундука с невероятным количеством воздушных одежд, батарея флаконов с духами, лютня, бумажные свитки с затейливыми калитанскими буквицами, маленький кинжал, украшения… Пожалуй, и все. Золото, серебро, бронза, сталь, стекло, дерево… Ничего похожего на пластмассу, никакой электроники или оружия, более сложного, чем меч, копье, лук. Сомнения, однако, мучили Блейда.

На вторую ночь, когда он, чисто вымытый, побритый и даже умащенный чем-то ароматным из богатой косметической коллекции Ниласта, начал разминаться на палубе под светом двух лун — зеленовато-серебристого Баста и бледно-золотого Крома, Найла, понаблюдав за ним, внезапно заявила:

— Не очень-то ты похож на хайрита. Слышала я, что все они светлые или с волосами цвета красной меди. А ты — почти черный!

Перед лицом такого неоспоримого факта Блейд замер с раскрытым ртом; Найла оказалась более осведомленной в этнографии, чем ему мнилось. Потом он рассмеялся:

— Ты права, малышка! И тем не менее, я — хайрит… Правда, не совсем чистокровный. Я — Эльс Перерубивший Рукоять из Дома Карот, клянусь в том всеми Семью Священными Ветрами! — Он шагнул к лесенке, что вела на ют, и поднял лежавший на ступеньке фран. — Знаешь, что это такое?

— Копье… — нерешительно сказала Найла.

— Копье! — фыркнул Блейд. — Это — оружие хайритов, и только хайрит может владеть им. Гляди!

Он сделал стремительный выпад, нанес рубящий удар, потом, перехватив рукоять за середину, крутанул оружие в воздухе сверкающим смертоносным кольцом, перебросил в другую руку, выстрелил на всю длину и завертел над головой — так, что стальное лезвие со свистом проносилось то у основания грота, то у фок-мачты. Найла, присев на нижнюю ступеньку трапа, с опасливым восхищением следила за этим сражением с тенью, изящным и быстрым танцем отливавшего серебром клинка, направляемого рукой мастера.