Ричард Длинные Руки – князь
Шрифт:
Среди прохожих внимание привлекла женщина, немолодая, с бледным лицом и трагически расширенными глазами. Я смотрел на нее и не понимал, чем отличается от остальных. Наконец сообразил, что все как бы в одеяниях, а на этой одежда, различаю покрой и даже цвета, хотя и они переходят один в другой, но преобладает все равно серый, как у всех.
Она шла красиво и с гордой обреченностью во взгляде. Я засмотрелся, она даже не повела на меня глазом, но когда проходила мимо, наши плечи соприкоснулись…
…да,
Я услышал ее тихий вскрик, она обернулась и остановилась, глядя на меня расширенными глазами. Я тоже замер, боль быстро утихает, но незнакомка явно видит по моему лицу, что и для меня наше столкновение не прошло незамеченным.
Я вскрикнул торопливо:
— Наконец-то!..
Она пошевелила губами, но я ничего не услышал, она поняла по моему лицу, что ее слова остались в ее мире, заговорила отчетливее, но я видел только двигающиеся губы.
— Давай еще!.. — крикнул я. — Старайся!.. Я же вижу… между нами почти нет помех…
Мне казалось по ее обреченному лицу, что она осознала тщетность попыток, вдруг решительно взяла меня за руку.
Боль стегнула по нервам, и тут же я услышал:
— …за нами… сколько вас…
По моему лицу она поняла, что у нее получилось, отдернула руку, лицо ее стало бледным.
Мимо все так же ходят люди, в нашу сторону никто и не смотрит, разве что кто-то проходит совсем рядом, все серые и все больше похожи на призраков.
— Я один! — крикнул я, хотя уже начал понимать, дело не в мощности вопля, но все равно старался докричаться. — Я пришел… не отсюда!..
Она снова взяла меня за руку, я догадался по ее лицу, что меня она слышит и без телесного контакта.
— Откуда?
И снова отдернула руку, на лице появилось выражение отчаянной надежды.
Я ответил уже без крика, это о победах кричим, а о беспомощности шепчем:
— Из своего мира! Но… как… не знаю!
Она ухватила меня за руку и почти сразу отдернула, успев спросить:
— Там война?
— Нет, — ответил я уже громче. — Поднимаем хозяйство, экономику, промышленность… Ты меня понимаешь?
— Да, — ответила она, прикоснувшись к моей руке одними кончиками пальцев. — Да!.. Как хорошо!
— Что хорошего? — спросил я. — Здесь все гибнет?..
— Последний бастион, — сказала она быстро. — Порождение Хаоса пожирает наш мир… Все потеряли надежду и смирились… Я тоже… Но появился ты…
— Я не спасатель, — ответил я. — Я сам не знаю, как меня сюда занесло…
Она встрепенулась:
— Занесло?
— Но работает криво, — ответил я. — В грозу был сбой, вот и занесло не знаю куда…
Ее глаза заблестели восторгом, щеки покрылись румянцем, она вскрикнула счастливо:
— Значит, у вас все есть… А я смотрела на твою одежду дикаря…
— Это дань предкам, — сообщил я. — Традиции надо чтить. Но все равно я не представляю, как мне выбраться обратно. Там я, понимаешь ли, важное лицо, уже отвык своими ручками… а сервы на что, спрашиваю?
Она опять коснулась меня одним пальчиком, почти не поморщилась, сказала торопливо:
— Быстрее ищи!.. Это спасет не только тебя!
— А что здесь случилось? — спросил я.
Она сказала так же быстро:
— Не бойся, мы не заразные!.. Когда начался… наши Великие Маги… но только наш город… источники иссякают… гибнут… Хаос пожирает пространство…
— Значит, — предположил я, — вы сумели переместить во времени целый город?.. Круто…
— Осталось несколько кварталов, — объяснила она, — да и те…
— Ясно, — сказал я. — Что делать будем?
Она прокричала:
— Беги за мной!
Двигалась с такой скоростью, что я хоть и понесся, как олень, удирающий от сэра Растера, но она дважды останавливалась, ожидая меня в нетерпении, наконец вскрикнула:
— Ты что, потерял спайд?
— Я даже не знаю, — прокричал я, — что это!
Она показала на браслет, плотно охватывающий ее запястье.
— Такое!
— Откуда, — сказал я, запыхавшись, — у нас другие технологии магии! Более продвинутые как бы!
У здания с обугленной стеной под ногами сухо захрустело, она ловко вбежала в искореженный проем, где навстречу торчат ощеренные обломки конструкции.
Мне показалось, что здание вот-вот рухнет, уже покачивается и скрипит, как трухлявое дерево, здесь внизу все разрушено, а сверху давит страшная тяжесть…
Она выглянула, в нетерпении протянула ко мне руку, но я и так знал, что хочет облаять за черепаховость, нагнулся и протиснулся в щель, чувствуя, как вот-вот меня раздавит, как муху.
В холле все разрушено в том смысле, что сожжено, испепелено, затем восстановлено, снова сожжено, и так несколько раз, дико смотрится на стене грубо вытканный гобелен со сценами охоты на мамонта, а рядом изысканный подсвечник из чего-то настолько странного, что я мог бы предположить, что это овеществленное время или спрессованные бозоны.
Вместо свечей жарко горят столбики света, такого же размера, как и свечи, однако не могу предположить, как можно яркий луч света обрезать так аккуратно: вот до этого места светит ярко, а дальше его просто нет.