Ричард Длинные Руки — курпринц

Орловский Гай Юлий

— Но пройдет через Бриттию?

— Да, через ее восточную часть, дальше в Варт Генц и вторгнется в Турнедо.

Я буркнул:

— А там останется только наша маленькая, но злая Армландия, закрывающая дорогу к Тоннелю.

Он сказал осторожно:

— Не знаю, слышал ли Мунтвиг, что как вы открыли Тоннель, так можете и обрушить всю массу Хребта на эту узкую прямую норку, но, думаю, это его не остановит…

— Это еще та сволочь, — сказал я со злостью. — Ладно, спасибо за подробный доклад, дорогой барон.

Он поклонился и пошел из шатра, но вдруг

хлопнул себя по лбу и повернулся ко мне.

— Еще один пустяк, ваше высочество.

— Говори!

— Мы сейчас проходим мимо земель принца Клавеля, — сказал он. — Старшего сына его величества короля Ричмонда Драгсхолма. Его земли западнее, мы пройдем мимо.

— И что?

— Есть неприятная новость, ваше высочество…

— Выкладывай, — сказал я. — В обморок не упаду. Хотя кто тебя знает.

— Принц Клавель присягнул Мунтвигу, — доложил он. — А так как его армия втрое больше королевской…

Он умолк и посмотрел на меня значительно, словно проверяя мою память.

Я порылся в ней, чего там только нет, ответил сдержанно:

— Мы изволили слышать, принцев в королевстве двое… плюс принцесса Лиутгарда, преисполненная всяческих достоинств. Достоинства ее все видели…

Принц Сандорин вздохнул мечтательно:

— Как их недостает в этом диком грубом мире!

— Не баядерничайте, принц, — сказал я строго. — Мы воины Креста, мы должны вперед и дальше, а во взоре — мечта!.. У старшего сына, как я слышал, армия втрое против отцовской, а так как он женился, если не соврали, на дочери самого богатого и могущественного лорда Бриттии…

Я умолк, давая возможность завершить мою весьма доступную мысль. Норберт поклонился и сказал почтительно:

— Вы все отметили исключительно точно. Любой из пяти крупнейших лордов выставит армию втрое, если не впятеро большую, чем у короля, а уж сын теперь вообще может сокрушить даже объединение лордов.

— Чем Мунтвиг его взял?

— Обещанием отдать отцовский трон.

Я посмотрел в удивлении.

— Мунтвиг намерен оставить королей на своих тронах?

— Трудно сказать, — ответил он уклончиво. — Мы еще не знаем, что творится в Ираме, Сакранте, Пекланде… Но, думаю, насчет принца он может быть спокойным.

— Почему?

— Корону он ему пообещал, — объяснил он, — но вот даст ли? Ричмонд Драгсхолм еще жив, но Мунтвиг заверил принца, что это решится быстро. Бриттия захвачена практически вся, а король с остатками разбитого войска отошел в горную область, откуда его выбить пока трудно, но можно заморить их там всех голодом.

Я выслушал, пробормотал:

— Ну что ж, тогда решается проблема, как провести армию через эти густонаселенные земли и не растоптать ни единого жучка по дороге. Здесь, как я понимаю, принявшие Мунтвига как светоч Веры, а западнее земли самого принца Клавеля.

Сулливан сказал густым голосом, полным уверенности в справедливости любых действия по отношению к сыну, предавшему отца:

— Значит, это земля противника?

— Даже врага, — уточнил Норберт.

Я поморщился.

— Только старайтесь не слишком отыгрываться

на крестьянах, что с них взять? Да и нет у них свободы выбора, а вот этот гребаный принц должен ответить за гнусную измену королю, которому приносил присягу!..

Епископ произнес со сдержанным гневом:

— Да еще и родителю!.. Это наибольшая гнусность!

— Вообще-то все дети бунтуют, — уточнил я, — и доказывают, что родители дураки и ничего не умеют… вон даже Адама за это пинком из рая, однако замышлять свержение отца и наверняка отцеубийство…

Клемент заметил осторожно:

— Может быть, он и не замышлял убить отца?

— Замышлял, — возразил я. — замышлял!.. Как думаете, сэр Альбрехт?

— Замышлял, — ответил тот подчеркнуто твердо и посмотрел мне в глаза. — Если нам надо, то замышлял!

— Вот видите, — сказал я остальным, — граф Альбрехт демонстрирует понимание наших справедливых и донельзя гуманных интересов, широту мышления и глыбину… в общем, и глыбину. Потому будем с революционной непримиримостью к такому отношению к родителям и с христианским всепрощением к нашим воинам, что будут творить… гм… справедливость. Что скажете, граф Стоунширский?

Все начали оглядываться друг на друга в недоумении, а я вперил строгий взгляд во всегда молчащего на таких брифингах Макса.

Он поспешно вскочил, щели залило краской, а глаза виновато заморгали.

— Ваше высочество, — сказал он жалобно, — я целиком согласен…

— С чем?

— С вашей политической линией, — сказал он уже увереннее. — И стараюсь ее проводить… своими воинскими объединениями.

— Максимилиан фон Брандесгерт, — сказал я с укором. — Вы хоть помните, что у вас в землях Гандерсгейма целое королевство? Ну и хорошо, что забыли… Только не перегорите на этой дьявольской… простите, ваше преосвященство, благородной работе во славу церкви! Всем спасибо, поднимайте людей, выступаем.

Когда вышли из шатра, Сулливан прогудел зловещим голосом:

— Ответит как принц, так и все лорды в его владениях!

— И все лорды, — согласился я. — Уж они-то могли… и были обязаны взять свои дружины, неважно, большие или малые, и отъехать к законному королю Ричмонду.

— Кто-то так и сделал, — ответил Клемент, — это верные слову и клятве люди, а вот те, кто остался с принцем…

— Те расплатятся, — сказал Сулливан со зловещим весельем и со скрипом потер ладони, словно две каменные плиты одна о другую. — Я выдвигаюсь сразу за сэром Норбертом?

— Кстати, — сказал Норберт и посмотрел на меня так, как умеет только он, словно в доли секунды мысленно пересылает мне целую речь, — Мунтвиг как император милостиво пожаловал принцу Клавелю корону курпринца!

Альбрехт проговорил значительно:

— Хороший ход. Ничего не обязывающий.

Я сказал зло:

— Чем очаровал этого завистливого дурака еще больше и плотнее привязал к своей колеснице?

— Как вы угадали? — спросил он.

Я повысил голос, все почтительно умолкли и замерли, глядя на меня верноподданническими глазами, а я проговорил значительно: