Ричард Длинные Руки — принц короны
Шрифт:
– С тем, кто спас наши шкуры, – сказал я быстро. – Бернард, он… это великий Угаларн, он жил тысячи лет тому…
Ланзерот презрительно поморщился.
– Язычник!
Принцесса и остальные молчали. Я сказал:
– Бернард, ты знатный воин… поймешь. Он ничего не имеет общего с нашими врагами, он жил слишком давно.
Лицо Бернарда стало таким же злым и непреклонным, как у Ланзерота.
– Язычник, – проговорил он с осуждением. – Дик, запомни… Лучше умереть, чем принять помощь от врага или нечистого человека. Отринь его и забудь… Прочти дважды Воскресную, это я тебе как воин говорю… Кстати, почему он помог нам отбиться?
Я
– Угаларн… мой дед… Ну, даже старше, чем дед…
Наступило молчание. Я чувствовал, что в воздухе что-то меняется. Наконец Рудольф вздохнул и шумно пошевелился, железо на нем громыхнуло. Асмер неожиданно улыбнулся, подмигнул. Бернард после паузы проговорил:
– Господь велит чтить родителей, как его Самого. Так что он хоть и язычник, но дал жизнь тебе, а ты… с нами. А ты своими деяниями сможешь искупить и его нечестивую жизнь… в которой он не так уж и виновен, так как Господь прислал своего Сына спасать мир намного позже. Ладно, когда приедем… если приедем, исповедуешься и покаешься нашему священнику. А сейчас…
Сердце мое бешено стучало. Я сказал торопливо:
– Бернард, не сердись, но благородный Угаларн просил втащить сюда раненых и… гм… дорезать. А трупы сжечь. Тоже здесь. Так что я пойду таскать. Мне, конечно, не все равно подтаскивать или оттаскивать, тем более по косогору, но я обещал…
Бернард задумался, Асмер сказал быстро:
– Да что там, я помогу! Он прав, раненые могут выздороветь.
Рудольф буркнул:
– Я тоже. Родителей надо чтить.
Мы перетаскали раненых на самый верх, их отыскалось всего пятеро, священник им пытался отпустить грехи, после чего Асмер деловито дорезал, я приволок еще и два трупа. Там оставалось еще много, но я решил, что предок не обидится. Пять и два – уже семь, магическое число. Конечно, это не семь тысяч пленных, которых резали на похоронах древних царей, но и мы не совсем войско.
Кровь впитывалась и впитывалась в землю, затем раздался такой мощный вздох, что вздрогнули я, Ланзерот, принцесса, а Асмер тут же выхватил кинжал.
– Хорошо…
По лицам я видел, что услышали голос все. Теперь надо вдвойне думать, о чем говоришь и что говоришь.
– Хорошо, – повторил голос. Ранее бесплотный, бесцветный, он налился оттенками, я слышал и сдержанное удовлетворение, и веселую ярость. – Вы принесли жертву. Что вы хотите?
Все молчали, я тоже, ибо, когда слышат все, в том числе и благородные, простолюдин должен держать язык пониже спины. Наконец из телеги ответил Бернард:
– Мы принесли жертву, чтя родителя нашего спутника Дика. Он силен и отважен. И хотя он молод, но это будет орел!
Голос произнес мощно:
– Слова, достойные воина, хоть и поклоняющегося нечестивым богам… Я дозволяю вам зайти и узреть.
Бернард вскипел, за его спиной выругался Асмер. На этот раз первой нашлась принцесса.
– Зайти? – спросила она удивленно, я восхитился, даже сейчас в ее голосе звучало поистине королевское достоинство. – Куда?
– Если вас возьмет с собой мой потомок, – ответил голос, – то… ко мне.
Я застыл, прямо передо мной в земле появились ступеньки, ведущие вниз, во тьму. Земля никуда не исчезла, а белесое дерево ступеней я видел как сквозь прозрачную воду. Ступени даже слегка колебались, что испугало меня еще больше. Сзади ахнула принцесса, ругнулся Асмер, Рудольф загремел железом. Ланзерот, судя по всему, молчал.
Я торопливо оглянулся. Священник очнулся, но все еще в полубеспамятстве, ладони шарят по земле, пальцы загребают всякие щепки.
– Ага, – сказал я. – Я их беру… Конечно, беру! Как Фатиму впереди себя по минному полю…
Ноги тряслись, ощущение было таким, словно вступил в теплую воду. Подошва ощутила ступеньку, я осторожно сделал второй шаг, третий. Когда погрузился до пояса, за спиной послышался властный голос Ланзерота:
– Асмер, не спи!.. Возьми факел. Там наверняка темно.
Ступеньки вели вглубь, хоть и деревянные, но странно новенькие, не истлевшие в сухой земле прожигаемого солнцем кургана. Никто по ним не ходил, это не московское метро, здесь все, что там внизу, спустили один раз, после чего запечатали навечно. За спиной колыхался красный трепещущий свет. Асмер догнал, я взял из его руки, не глядя, факел и краем сознания отметил, что это получилось у меня достаточно властно и естественно. По крайней мере Угаларн видит, что я здесь… ну, главный.
По обе стороны утоптанная земля, я успел заметить даже сухие травинки, обломки глиняной посуды, черепки и кости мелких животных. Ступени вели и вели вглубь, я боялся оглянуться, трепещущий свет мощного факела хреновее любого зачуханного фонарика, того и гляди загремишь во тьму…
Спускались долго, уже не только ниже уровня земли, но где-то на уровне океана, если не глубже, по бокам земляные стены незаметно сменились каменной кладкой. Подошвы моих сапог так же незаметно от шлепанья перешли на сухой стук по широким ступеням из темного гранита. Ход стал шире, я ощущал всеми фибрами и жабрами, что мы уже точно глубже уровня океана, а ход неумолимо ведет и ведет вниз, вниз, в таинственную усыпальницу, что останется невредимой и тогда, когда от кургана не останется и горстки пыли. Деревянные ступеньки, понятно, рассыплются в прах вместе с курганом, а вот камень – вечен…
Я устал опускаться в напряжении, несмотря на то что с момента, когда пошли каменные ступени, мы уже не продавливаемся сквозь разжиженную для нас землю. Здесь в самом деле пустота, застоявшийся воздух, а впереди…
Дыхание остановилось, я сделал еще несколько шагов на подгибающихся ногах. Помещение тонуло во тьме, но я ощущал, что оно неимоверно огромно. Рядом в стене светильник, масло давно испарилось, но тряпичный фитиль цел, лежит, как дохлый червяк. Огонек от моего факела вспыхнул неожиданно легко. Осветился участок стены из массивных гранитных блоков. Странно, от ровного огонька светильника зажегся соседний, от него еще один, еще, и по всей стене побежала цепочка огоньков, при виде которой у меня на миг мелькнуло нехорошее чувство тревоги, будто огонек бежит по бикфордову шнуру.
За моей спиной послышались потрясенные вздохи. Кто-то помянул нечистого, Рудольф забормотал молитву. Свет все еще бежит вдаль, но я сам с потрясением видел помещение, которое больше всего напоминало станцию метро. Старинную, добротную. Типа «Маяковской», только сюда опускаться поглубже, поглубже. Но тот же красочный полукруглый свод, мраморный пол из крупных цветных плит. Только нет по краям канав с рельсами, зато посредине виднеется нечто вроде…
Сдерживая сердцебиение, я осторожно продвигался к этой каменной плите, что напоминала больше всего огромный стол. В голове почему-то завертелись строки: «Где стол был яств, там гроб стоит…» – и чем ближе я подходил, тем больше убеждался, что там в самом деле… гроб.