Ричард Длинные Руки – рейхсфюрст
Шрифт:
— Нет.
— Обидно, — сказал я с достоинством, — что не доверяешь, аж жуть! Ну да ладно, веди корабль сам. Но веди, а не пребывай… Новый материк узришь с поднебесной высоты!..
— А что в нем нового? — возразил голос.
— Как что? — изумился я. — А то, что лес иногда как бы другим узором? А реки хоть привычно так начинают ручейками, но дальше текут уже ого какие! Полноводные, можно сказать смело, хоть я и демократ. И, что самое интересное и необычное местами, все тоже к морю, представляешь?.. Нет, так жить, как ты, просто скучно!
Голос ответил, как мне показалось, с
— Ничуть. Понятие скуки, как понимаю, я убрал перед тем, как слиться с кораблем. Сейчас я неторопливо занимаюсь исследованиями. Разве это не самое достойное?
Я перебил:
— Как? У тебя есть необходимые инструменты?
— Нет, — ответил голос с неохотой, — инструментов нет, однако… однако я провожу мысленные эксперименты. Самые разные и всевозможные.
Я скептически хмыкнул.
— Эксперименты должны давать результаты, а те должны воплощаться в разные приспособления, позволяющие яркой пытливой мысли, вот как у меня, двигаться и даже лететь, помахивая, дальше… А у тебя почему не пытливая?
— У меня выше, — ответил голос сухо.
— Какая?
— Созерцательная.
— А-а-а, — сказал я понимающе, — плюй на все и береги здоровье? Знаем-знаем таких, проходили эту демократию в младших классах, как пример общинно-первобытного строя. Но выше созерцательной бывает любознательная! Не знало? Если будем сотрудничать, я тебе это обеспечу по самые клапаны. У меня нет твоих ограничений, я вообще человек неограниченных возможностей и способностей… таких, что даже самому бывает страшно. Если люди ни на что не способны, а я вот способен на все!.. Со мной не соскучишься, а такими созерцательностями обеспечу, что и ночью будут сниться, как вот мне, такому счастливцу, что удавиться готов…
Голос заметил ровно и бесстрастно:
— Глупо. Мне кажется, ты просто примитивен.
— Вот смотри, — сказал я нравоучительно, — и вспоминай, каким ты был. Представь себе, что я — это ты в далеком прошлом. Такой же дурной, непоследовательный, ленивый, попадающий в дурацкие положения, отлынивающий от работы, но умненький, замечательный, только потенциал не раскрыт, потому и дурак.
Мне показалось, что он хмыкнул, но вряд ли при очищении от человеческих привычек и свойств оставил себе эту хрень. Либо динамики барахлят, то ли скопировал у меня, чтобы отвечать тем же.
— Созерцательность, — продолжал я, — это конечно, весьма. Вершина как бы совершенной формы буддизма. Но созерцанием мир не перестроишь.
— Это всегда приводит к катастрофе, — сказал голос.
— Приводило, — возразил я. — И всегда по-разному. Если у тебя есть данные, проверь-ка. Во-первых, всякий раз обходили старые грабли, а наступали на что-то другое. Во-вторых, всякий раз продвигались дальше… Что, не так?
Голос произнес глухо:
— Допустим.
— Ну вот, — сказал я победно, — сам видишь!.. А в-третьих, тогда не было такой силы, как церковь! Что, не так? Ну вот!.. Церковь вообще запрещает всякие войны. Правда, ее не слушают… нет, не так. Ее все-таки слушают и воюют уже не так зверски. Какой-то базовый гуманизм у всех есть, появились даже правила, что в войнах можно, а что нельзя. Раньше вообще всех чужих вырезали начисто. Ну, кроме тех, кого уводили в рабство. А сейчас вот поэтапный отказ сперва от зверских методов войны, а потом и вообще откажемся. Будем терроризмом пробавляться, это вроде гладиаторских боев, только на улице… Какой прекрасный мир настает!
Он молчал долго, наконец сказал медленно:
— Я эту гипотезу… проверил несколько раз в различных сценариях… Вообще-то две трети из них приводят к катастрофам, а из оставшейся трети половина вариантов погружает человечество в постоянные войны.
— Но не уничтожает его? — спросил я с надеждой.
— Нет, — ответил он. — Но идет изнурительная война, все скатываются в дикость.
— Ладно, — сказал я, — а вторая половина той оставшейся трети?
Он ответил медленно и, как мне показалось, с сомнением:
— Осталось всего два варианта… в них человечество уцелеет. Но в одной из них церковь все-таки умрет.
— Но человечество будет развиваться? В обоих случаях?
— Да.
— До момента, когда сольется в нечто целое, и войны станут невозможными?
— Да.
— Прекрасно, — сказал я. — Вот видишь!
— Могла быть ошибка в расчетах, — возразил он.
Я изумился:
— У тебя? Да у тебя голова больше этого скайбагера!.. Да, в бесконечно малом можно уместить бесконечно большое, не знал?.. С твоим квантовым супермозгом, где ундециллионы операций в фемтасекунду… нет, ты просто не можешь ошибаться!
После паузы он произнес:
— Хорошо, меня заинтересовал этот странноватый путь развития прогресса. И что ты хочешь?
— Сперва облетим планету, — сказал я твердо и выпрямился, даже посмотрел сизокрылым орлом по сторонам. — И определимся на месте.
Почти час он пробуждал механизмы, пребывающие в глубокой летаргии. За это время я пытался осторожненько выведать, почему это он стал кораблем, добровольно или насильно. Да, это было его решение, но теперь сам не помнит, как именно, ибо убрал из себя все то, из-за чего страдал и что заставило.
При попытке копнуть глубже он просто перестал отвечать, словно боится, что какие-то тягостные воспоминания проснутся. Я с гордостью подумал, что наверняка, дурак, из-за несчастной любви, или дура, а я вот не такой. У меня все любови — несчастные, но не иду в киборги. Просто в несчастье выгляжу печальнее и наверняка красивее.
— Вообще-то, — сказал я, — мне вот пришла такая мудрая и неожиданная мысль, я вообще-то мудрый, что это не мое дело и потому неча… В смысле, как там идет расконсерваторивание? Они когда в спячку впадают, лапу сосут?
Он вопрос понял правильно, после паузы ответил равнодушно:
— Да, потребляют, но совсем капли энергии. Заканчиваю…
— Корабль начинает просыпаться? — спросил я.
— Я и не спал, — ответил он. — Двигатели просыпаются.
— Они после спячки не сильно злые? — спросил я опасливо. — А то шатунов все раздражает…
Бобик уже бегает по всему помещению, однако, как я понимаю, нас из грузового отсека просто не выпускают. За дикарями нужен глаз да глаз, а я на взгляд продвинутого скайбагера, видавшего звездные миры, мало чем отличаюсь от Бобика и Зайчика.