Ричард Длинные Руки – штатгалтер
Шрифт:
Я сам сделал шаг в его сторону, а он всмотрелся в меня, попятился, затем неловко повернулся и пошел прочь, лапы подогнулись, упал и пополз, волоча мокрые склизкие внутренности.
– Что, – проговорил я зло, – думаешь, не добью отступающего?.. Напрасно рассчитываешь на человеческое милосердие… Во мне слишком много от Каина. Я, может быть, еще большая сволочь, чем ты…
Догнав, поднял меч обеими руками рукоятью вертикально вверх, задержал дыхание и с силой вонзил острое жало клинка в толстый загривок.
Зверь дернулся,
Оборотень ткнулся мордой в землю, я уперся подошвой в голову и выдернул лезвие. Зверь медленно перевалился в смертельной агонии на спину, так иногда отдыхают в блаженной истоме крупные собаки, но не волки, у тех спина не позволяет.
Я задержал дыхание. Тело вытягивается, меняет форму, шерсть исчезла, а через несколько мгновений на земле уже распластанная мертвая обнаженная женщина с чудовищно распоротым животом, сильная и мускулистая, с тремя парами мелких грудей, широкими бедрами и толстыми ногами.
– Какого хрена, – вырвалось у меня, – могла бы сидеть дома…
Живот, несмотря на страшную рану, все еще слишком велик и объемен, я смотрел с подозрением и вдруг увидел, что он дергается сам по себе, словно там еще не затихла жизнь.
Стиснув челюсти, я вытер лезвие о траву и бросил клинок в ножны. Вообще-то сделал великое дело, уничтожил не только эту тварь, но и ее будущий выводок. Оборотни живут очень долго, убить их трудно, потому для компенсации природа позволила очень медленное воспроизводство, где-то по одному зачатию в сто лет.
И все равно как-то хреново.
Глава 13
Я поднялся над лесом и хотел было развернуться к городу, но до утра еще есть время, а я сейчас на прямой линии между лесом и Генгаузгузом. Оттуда недавно выступила моя армия в рамках межкоролевской взаимопомощи трудящихся королей от всяких посягателей на суверенные и богопомазанные права.
Крылья работают с удвоенной мощью, словно уносят от неприятностей, хотя все верно: армия – это моя опора, все друзья там, это надежно, только там и верны по-настоящему…
С высоты рассмотрел вдали огни во тьме наступающей ночи, обеспокоился, не хотелось бы, чтобы заметили оборотни, эти твари очень осторожные и расчетливые, но когда крылья донесли ближе, убедился, что высокая и плотная стена векового леса загораживает любые отблески.
К тому же по моему приказу костры в таких случаях разжигают в ямках, что не увидеть издали, можно только сверху заметить, но даже птицы по ночам спят…
Снизился, но не слишком, могут шарахнуть не только стрелами, я в передовых отрядах велел держать хотя бы по одному магу, молодые сами рвутся участвовать, чтобы побахвалиться умениями, не доступными остальным воякам…
По девизу на главном шатре понял, поход возглавляет по старшинству титулов герцог Мидль, рядом шатры Зигмунда и его исполинских братьев, остальной народ коротает ночь у костров.
Граница Морданта у них давно за спиной, до стен столицы осталось не больше сорока миль, к следующей ночи обойдут лес, который оборотни используют для Большой Охоты и окажутся перед городом. Мелькнула мысль опуститься и побывать у них, но взял себя за горло, так что вывалился дурной язык, потряс и спросил строго: а нужно ли? Может, просто пообщаться восхотелось? Покрасоваться, поумничать?
Вздохнув, пошел в обратную сторону, быстро и сильно ударяя крыльями по упругому воздуху. Оборотни устраивают охоту на преступников в хорошем месте, тут бы можно и окружить, а если кто остался в городе, тех уже выловить и уничтожить проще…
Беата проснулась, сладко зевнула, показывая хорошенький ротик с мелкими зубками и глубокую, кто бы подумал, глотку, распахнула по-детски невинные глаза.
Я улыбнулся, она посмотрела застенчиво.
– Уже не спишь?
– Сплю, – заверил я, – и вижу дивный сон.
– Бесстыжий, – заявила она и подтянула одеяло до подбородка. – Отвернись, я встану.
– И не подумаю, – ответил я.
– Тогда я не виновата, – ответила она с достоинством и, легко поднявшись, прошла через комнатку до стола, где на спинках двух кресел развешаны ее одежды, начала одеваться спокойно и без торопливости, выказывая полную независимость и не унижаясь до испуганного визга и женских ужимок, обозначающих стыдливость.
– Позавтракаем здесь? – предложил я. – Или без Филиппа тебе ложка в рот не пролезет?
– Филипп при чем? – спросила она.
– Все-таки начальник…
Она вдруг задержала пирожок у самого рта, глаза ее округлились.
– Кстати, – сказала она с подозрением в голосе, – братишка мой рассказывал всякую чушь…
– Мальчишка, – ответил я. – Ребенок! Они все чушь несут. Ты ешь, ешь. Будешь толстой, это хорошо. Люблю обижать и мучить толстых.
– Он рассказывал, – сказала она, – как его ухватил, будто добычу, огромный дракон и понес в гнездо на корм птенцам. Но он так яростно дрался с ним, что дракон от испуга выронил, и Мастик грохнулся прямо на вершину шатра, где мы с тобой спали…
– Наверное, – произнес я безучастно и запил ломоть буженины красным вином, – так и было. Это же Мордант!
– А Мордант при чем?
– В других королевствах оборотни не правят, – напомнил я.
Она помрачнела, некоторое время жевала молча и безучастно, молодец, не слишком обращает внимание на деликатесность, хоть немножко и обидно, я же старался выпендриться, хоть и не показывая вида, не королевское это дело – впечатлять женщину да еще с такими ушами.
– Все равно, – пробормотала она и посмотрела с подозрением, – нутром чую, ты как-то замешан.