Ричард Длинные Руки – вильдграф
Шрифт:
Глава 4
Она хлопнула глазами, я ощутил ветер от длинных и густых ресниц, на которые можно что-нить положить. Обычно об объеме ресниц заботятся те, у кого недостает объема груди, но у Элеоноры даже при желании ни к тому, ни к другому не придраться.
– Это оскорбление, – спросила она озадаченно, – или такой замысловатый комплимент?
– Обижаете, – сказал я с достоинством, – как гордый сын степи или даже степей унизится до пошлого комплимента?
– А что это было?
– Красота обманчива, – пояснил я терпеливо, – но полезна, если вы бедны или не очень умны. Но у вас есть первое и, как мне местами кажется, даже второе. Так зачем вам быть такой ослепительно красивой?
Она всматривалась с недоумением, глаза трагически расширились.
– Вы уже трижды назвали меня красивой, – произнесла она с самым озадаченным видом, – но это прозвучало больше как оскорбление. Или обвинение…
– Совершенная красота, – ответил я, – почти всегда отмечена холодностью или глупостью. Но у вас глаза, хоть и красивые, но все-таки умные. С виду, конечно. Очень необычное сочетание для женщины!
Она сказала холодно:
– Вот уж не думала, что гордый сын пустого пространства…
– Не пустого, – прервал я гордо, – у нас там овцы, ослы, мулы, кони и даже верблюды!.. А песка сколько…
– Да-да, донельзя гордый сын песка замечает какую-то там красоту…
Я возразил:
– Красота действует даже на тех, кто ее не замечает.
Она нахмурилась.
– Странные речи. Кстати, признанными красавицами у нас считаются Юдженильда, Деция, Жирондина, Аполления…
– Ну-ну, – сказал я саркастически, – бабушке своей скажите!.. Эти удобные и мягкие игрушки, эти хихикающие дуры – самое то для мужчин всех возрастов, положения и ума. За них в самом деле будет соревнование… А на вас все смотрят, как на богиню. Вы слишком красивая и слишком умная. Умные женщины умеют прикидываться дурами, но вы – увы! – принцесса, вам противно подстраиваться под любой идеал. И вот на вас смотрят с суеверным почтением, вами любуются и по вам вздыхают, но никому даже в голову не придет ухватить вас за сиськи…
Она вздрогнула, отстранилась и вознадменнилась, сразу стала выше ростом. В широко расставленных глазах, темных, как звездная ночь, заблистал грозный огонь.
– Что-о?
– Ну, – пояснил я, – как хватают ваших Юдженильду, Децию, Жирондину, Аполлению…
– Моих фрейлин не хватают! – надменно произнесла она и вскинула голову.
– Да ладно, – сказал я, – это при вас не хватают… А как только отвернетесь? А они хихикают и вроде бы стесняются, но поворачиваются так, чтобы хватать было сподручнее. А вы чисты и непорочны до святости. Потому вы тоже дочь степей… где-то глубоко внутри.
Она нахмурилась сильнее, лицо стало презрительным.
– Спасибо за лестное сравнение! Уходите, видеть вас не хочу.
Я приложил кончики пальцев ко лбу, к сердцу, поклонился, сделал рукой в воздухе изящный полукруг, словно смахиваю пыль с сапог, соединив в одном замысловатом жесте элементы приветствия и прощания сразу трех или больше эпох и религий.
– С великим сожалением откланиваюсь… Да, кстати…
Я хлопнул себя по лбу, а принцесса обернулась чересчур быстро, словно ждала моих попыток как-то остановить расставание, продолжить общение. Я скривился, опять не так поймут, торопливо потянул из кармана золотую цепочку старинной работы.
– Это не брат вашему? Или сестра? Кто их, рептилий, разберет…
На свет появился крупный рубин в форме драконьей головы, блеснул ярко и неожиданно чистейшим пурпурным огнем дальних звезд и новых галактик.
Элеонора ахнула.
– Что это?
– Полагаю, – сказал я скромно, – подлинник.
– Что-что?
– У вас копия, – сказал я участливо. – Как я полагаю… не без оснований. У вас в качестве фамильной ценности из века в век передавалась копия. Подделка, проще говоря, если говорить для доступности. Даже в древние времена подделывали, бесстыдники! Вот так и считай наших предков святыми и беспорочными.
Все еще не веря своим глазам, она нерешительно протянула руку. Я небрежненько опустил на ее ладонь рубинью голову вместе с золотой цепочкой.
– Откуда… – прошептала она потрясенно, – это у вас?
– У мага взял, – сообщил я.
– У мага? Вы у мага взяли ту, на серебряной цепочке…
Я отмахнулся.
– Да у вас магов, хоть… гм… Это у другого взял. Который постарше. И поважнее, скажем так. Ему все равно не понадобится.
– Это как? – спросила она.
– Ему уже ничего не понадобится, – пояснил я.
– Почему?
– Отрекся от мирских благ, – сказал я туманно, но высокопарно. – Хоть и не по своей воле, но все же совершил благородный поступок. Умный был человек, как всем казалось, но зачем-то решил доказать некую истину кулаками и вообще грубой силой… Как не стыдно? Да еще кому, мне! Простому, как этот мир, воину.
Она чуть вздрогнула и зябко повела плечами.
– Начинаю догадываться…
– Я же простой человек, – сказал я скромно. – Теперь нет в вашем королевстве верховного мага. Безмагье. Там у него в кладовке много таких камешков… было. Я их раздал бедным. От щедрот. Я щедрый, когда отдаю не свое.
На ее бледных аристократических щеках проступил румянец. Я не знал, выругается или даст по морде, однако она взглянула как-то непривычно для нее беспомощно.
– Если вам такое удалось, – произнесла она тихо, – то я даже не знаю. Такого у нас не случалось. Кто вы?
Она все еще держала на ладони рубин, но смотрела мне в лицо. В ее темных прекрасных глазах владычицы и повелительницы выражение изумления и даже испуга медленно уступало чему-то новому.
Я торопливо поклонился и отбыл с такой величавой поспешностью, что почти бежал. Мне кажется, она провожала меня сердитым взглядом. Возможно, я должен был как-то попытаться остаться, старая, как мир игра, но я же варвар, что значит – дурак в таких сложностях, потому поскорее прочь – красивый и с гордо выпрямленной спиной: кочевники – все аристократы, принцы и короли степей.
Пуганая ворона куста боится, и хотя магистр заверил в свое время, что Ледяные Иглы – великая редкость и ценность, только у королей и магов, да и то мало, все берегут на самый крайний случай, но я все равно поднялся выше облаков и летел над этим белым заснеженным полем, представляя, что внизу зима.
Даже если не увижу внизу проруби, все равно мимо Великого Хребта не пролечу. Солнце светит ярко, обжигает лучами бок и щеку, даже самый неумелый горожанин в таких условиях не собьется с направления.