Ричард Длинные Руки – властелин трех замков

Орловский Гай Юлий

— Грешник, — проговорил он задыхающимся голосом, — ты еще можешь покаяться. Я отпущу тебе все грехи…

Колдун слабо улыбнулся. Изо рта выплескивалась кровь, я не понимал, как он еще живет, молот размолол в кровавую кашу плечо и половину грудной клетки. Взгляд колдуна переместился на мое лицо.

— Ты… смеешься над ним…

— Я не смеюсь, — возразил я чересчур горячо. — Брат Кадфаэль — друг…

— Но… дурак… А вот ты… Сними с безымянного… остальные — простые…

Я заколебался, брат Кадфаэль вскрикнул предостерегающе:

— Сэр Ричард!.. Нельзя касаться

нечистого…

— Я не мусульманин, — возразил я. — Христианину, особенно с протестантской этикой, все сгодится.

Все же я колебался, колдун следил за мной затухающими глазами. Остальные кольца выглядят куда богаче: из золота, с драгоценными камнями, а это, на безымянном, явно с волшебнинкой. Сперва я осмотрел внимательно: нет ли заусеницы, такие любил Цезарь Борджиа: царапнешь чуть-чуть — и тут же откинешь копыта из-за сильнейшего яда.

— Безопасно, — прошептал колдун. — Я не хочу… чтобы… такое, исчезло…

Я кое-как снял кольцо с холодеющих пальцев.

— Как кольцо работает? — спросил я. — В чем его сила?

Колдун смотрел остекленевшими глазами. Брат Кадфаэль с участием надвинул ему веки на глазные яблоки, а сам, чуть не плача над загубленной душой, которой теперь только в ад, сложил ладони лодочкой и, склонив голову, начал шептать молитву. Альдер приблизился, поддерживая уже отвязанную и закутанную в какую-то тряпку Женевьеву, бледную и все время вздрагивающую. Оба с изумлением уставились на Кадфаэля, а он все уговаривал Господа простить по возможности и такую черную душу, скостить ей часть грехов, отнестись снисходительно, ведь слаб человек, западает на соблазны…

Я кивнул на колдуна, а сам двинулся к Ревелю, явно нуждавшемуся в моей помощи.

— Альдер, сними кольца, если хочешь. По-моему, дорогие вещи, и… надо уходить.

Толстые стены медленно бледнели, стали полупрозрачными, их покачивало порывами воздуха. Колдун умер, и все им созданное умирает вместе с ним. Все-таки путь науки перспективнее, все созданное ею остается. Альдер коснулся стены, пальцы прошли в камень, как в белесый туман.

Испугавшись, он отдернул руку, а голос брата Кадфаэля возрос, налился силой, мощью. Стены растворялись, таяли, уже хорошо видны сквозь них просторы зеленой долины, синее небо. Через пару минут наших лиц коснулся ветерок, а ноги вместо надежных каменных плит ощутили мелкую сорную траву. С надсадным ревом пронесся перегруженный жук, по земле шныряют паучки и муравьи. Вдали такие же зеленые холмы, пологие, небо синее, в зените кружит, расправив крылья, не то очень крупный орел, не то недомерок-дракон. Между холмами виднеются аккуратные домики, стадо на лугу, пастух на коне.

Я свистнул дважды, на серо-зеленом пространстве показались две темные точки. В нашу сторону протянулась стремительно приближающаяся ниточка вздымающейся пыли. Через минуту перед нами разом затормозили, упершись всеми восемью, Зайчик и Бобик. Зайчик ткнулся мне мягкими губами в шею, аристократ, джентльмен, а простонародный пес не скрывал чувств и ухитрился моментально облизать мне лицо, как я ни отбивался, хвостом же так восторженно лупил по ногам, что от него попятились с болезненными

гримасами.

Альдер кашлянул, спросил нерешительно:

— Думаю, сможем купить трех коней, а также мула для брата Кадфаэля…

— Сможем, — ответил я резко, — но не станем.

Альдер спросил встревожено:

— Что-то еще?

— Кони нужны только нам, — отрезал я. — Эта женщина такая же добыча, как и все, что здесь осталось.

Женевьева лишь опустила голову, Альдер посмотрел укоризненно, но я нахмурился, изображая приступ необузданного феодальего гнева, брат Кадфаэль спросил кротко:

— А как с нею, сэр Ричард?

Женевьева и Альдер смотрели с ожиданием. Я нахмурился, сказал нетерпеливо:

— Что, непонятно?.. Вы, леди Женевьева, настолько осточертели мне за это время, что я вас продам в том селе, красивые рабыни всем нужны. Уж они-то вас обломают, научат покорности!..

Она вскрикнула, прижала руки к груди. В прекрасных глазах заблестели слезы. Альдер переступал с ноги на ногу, хмурился, брат Кадфаэль переспросил с печалью в голосе:

— В рабыни?

— Это еще милосердно, — отрезал я. — Ей по фигу, что Альдер отдал всю кровь, чтобы ее освободить! Уже сам смертельно раненный, исколотый, изрубленный, он, дурак, все дрался у того колеса! Не думаю, что она стоит его мизинца. Скажу честно, я меньше всего думал о ней, когда громил это чертово гнездо. И если бы не Альдер, скажите честно, брат Кадфаэль, разве не стоило бы просто сровнять это место с землей, не заботясь, что эта красивая змея еще там?

Она смотрела на меня с ужасом, все больше придвигалась к Альдеру, наконец очутилась за его спиной.

— Да, — согласился брат Кадфаэль, он взглянул на меня как-то странно, — работорговцы ее быстро обломают. Наверное, продадут в солдатские казармы для потехи…

Альдер прочистил горло.

— Сэр Ричард… вы чересчур строги к леди…

— Строг? — воскликнул я. — Да она тебя чуть не погубила. Да и нас заодно.

Он сказал все так же упрямо:

— Она красивая, сэр Ричард. Красивым прощается многое. И вообще…

— Что?

— С красивой… нельзя быть правым всегда.

Я пожал плечами.

— Раз ты постоянно защищаешь, то оставайся защитником и дальше. Что, струсил?

Он смотрел на меня с недоумением. Женевьева что-то пискнула за его спиной. Я спросил свирепо:

— Ты готова выйти замуж за Альдера?

Альдер отшатнулся, брат Кадфаэль понимающе молчит, а я сказал злорадно:

— Ага, сам убоялся такую змею взять в жены? То-то!.. Брат Кадфаэль, садись на Зайчика, ты слабее всех.

Женевьева вышла из-за спины Альдера и взяла его под руку. На лице страх, но сказала почти не дрожащим голосом:

— Я готова выйти замуж за Альдера.

Я уже взялся за луку седла Зайчика, обернулся. Стоят рядом, на лице Альдера смущение, хотя усы уже приподнимают острые кончики, Женевьева смотрит прямо.

— Альдер, — спросил я неверяще, — ты что, рухнулся? В самом деле готов взять в жены… это?

Он буркнул с неловкостью:

— Если леди Женевьева меня удостоит…

Я повернулся к Женевьеве.