Рифтеры (Сборник)
Шрифт:
Кларк попыталась осмотреться: поле зрения меняться отказывалось. Мать она не видела.
«Ну естественно».
Рот отца двигался, только из него не долетало ни слова. Изображение оказалось полностью немым, световой пыткой без всякого саундтрека.
«Это сон. Скучный сон. Пора проснуться».
Она открыла глаза. Видение не исчезло.
Правда, за ним присутствовал другой мир, высококонтрастный пазл света и тени. Кто-то стоял рядом, на песке, но его лицо застилала греза из детства. Та парила перед Лени невозможной картинкой в картинке.
Кларк закрыла глаза. Настоящее исчезло. Прошлое – нет.
«Уходи. Я с тобой покончила. Убирайся».
Отец по-прежнему держал ее за запястье – или не ее, а то хрупкое существо, глазами которого Лени смотрела на призрачный мир, – но она ничего не чувствовала. А потом взгляд сам по себе остановился на качающейся штуке в другой руке отца. Неожиданно испугавшись, Кларк резко открыла глаза, даже не успев рассмотреть, что же там было; но образ вновь последовал за ней в реальность.
Здесь, пред бесчисленными обездоленными ордами Полосы, отец протягивал Кларк подарок. Ее первый запястник.
«Пожалуйста, уходи...»
– Нет, – раздался голос совсем рядом. – Не уйду.
Амитав. Кларк, парализованная, тихо заскулила, как животное.
Отец рассказывал про возможности новой игрушки. Она не слышала, что он говорил, да это и не имело значения; видела, как отец голосом активирует маленькое устройство, перебирает функции доступа к Сети (она вспомнила, тогда они еще называли это «Сетью», единственной и неповторимой), указывая на маленькую антенну, соединяющую гаджет с фоновизорами.
Лени тряхнула головой. Видение даже не покачнулось. Отец аккуратно застегнул запястник у нее на запястье.
Она знала, на самом деле это не подарок, а первоначальный взнос. Символический обмен, бесполезный жест в компенсацию всего того, что он ей сделал за прошедшие годы и что хотел сделать прямо сейчас, того...
Отец наклонился вперед и поцеловал какое-то место прямо над глазами, которые Лени не могла закрыть. Погладил голову, которую Лени не могла почувствовать. А потом, улыбаясь...
Оставил ее одну.
Вышел в кухню, оставив играть.
Видение рассеялось. Внутрь хлынула Полоса, заполняя освободившееся пространство.
Амитав воззрился на нее:
– Ты ошибаешься. Я – не твой отец.
Кларк с трудом поднялась на ноги. Пропитанная водой почва превратилась в грязь, они находились недалеко от береговой линии. От станции, расположившейся дальше по пляжу, тянулся прерывистыми полосами галогенный свет. На склоне тут и там виднелись скопления неподвижных тел. Поблизости никого из беженцев не оказалось.
«Это был сон. Еще одна... галлюцинация. Ничего реального».
– Мне интересно, а что вы здесь делаете? – тихо произнес Амитав.
«Старик реален. Сосредоточься. Разберись с ним».
– Вы не единственный... человек, которого выбросило на берег после волны. Это понятно, – заметил беженец. – Их даже сейчас выбрасывает. Но вы-то далеко не мертвы, в отличие от остальных.
«Видел бы ты меня раньше».
– И странно, что вы пришли к нам вот так. Туг все начисто вымели много дней назад. Землетрясение на дне океана, так? Далеко в море. И тут выходите на берег вы, приспособленная для жизни на глубине, и едите так, словно очень-очень долго голодали. – Его улыбка стала хищной. – И не хотите, чтобы ваши люди узнали, где вы. И сейчас вы расскажете мне, почему.
Кларк наклонилась вперед:
– Да ну. А если нет, ты что сделаешь?
– Пойду к ограждению и все им расскажу.
– Можешь идти.
Амитав уставился на нее, Лени чувствовала его гнев чуть ли не на тактильном уровне.
– Ну давай, – принялась подзуживать она. – Посмотрим, может, ты дверь отыщешь или никому не нужный запястник. Может, там оставили ящики для предложений, куда ты записочку положишь, а?
– Ты сильно ошибаешься, если думаешь, что я не смогу привлечь внимание твоих людей.
– Я думаю, ты этого не хочешь. У тебя и свои секреты есть.
– Я – беженец. Мы не можем позволить себе секретов.
– Ладно. Амитав, а чего ты тогда такой тощий?
Его глаза расширились.
– Глисты? Пищеварительное расстройство? – Она сделала шаг вперед. – Еда из циркулятора не подходит?
– Я тебя ненавижу, – прошипел он.
– Ты меня даже не знаешь.
– Я знаю тебя, – сплюнул индус. – Я знаю вашу породу. Я знаю...
– Ты ничего не знаешь. В принципе. А если бы знал – если бы у тебя был такой стояк на мою породу, как ты выразился, – то из кожи бы вон вылез, чтобы помочь мне.
Он воззрился на нее, и по его лицу пробежала тень неуверенности.
Лени понизила голос:
– Предположим, ты прав. Предположим, я действительно явилась прямо из глубины. Прямо от Осевого вулкана, если знаешь, где это.
Она замолчала.
– Продолжай, – ответил индус.
– Скажем – чисто гипотетически, – что землетрясение не было случайным. Кто-то заложил ядерную бомбу, и все эти ударные волны гирляндной цепью покатились к берегу.
– А почему кто-то решил так сделать?
– Уж они-то знают. А мы должны выяснить.
Амитав затих.
– Следишь за ходом мысли? Бомба взрывается на глубине. Большой глубине. Я приплываю оттуда же. И кем я оказываюсь в таком случае, Амитав? Плохишом? Это я потянула за рубильник? Но тогда я, наверное, продумала бы побег? Но нет, вместо этого я триста километров ползла по этой грязи, не имея ни хрена, даже сэндвича за пазухой. И для чего? Для того чтобы окунуться в ваш гадючник и сидеть здесь, жрать дерьмо из циркулятора и слушать твое унылое нытье? Это вообще у тебя в голове укладывается? Или, – тут ее голос понизился, и Лени взяла себя в руки, – я просто попала в переплет, как и все остальные, только сумела выбраться из него живой? И как думаешь, не может ли такой факт в биографии заронить некоторую враждебность даже в белой североамериканке, богатой сучке вроде меня?