Рихард Феникс. Том 1. Книга 2. Остров
Шрифт:
Когда дверь «Сдобушки» закрылась за детективами под возмущённые окрики метрдотеля об оставленной девушке и нарушении служебных обязанностей, Нолан разжал стиснутые до бела кулаки, процедил:
– Если стрелял всё же Чиён и мой хлыст по нему попал, то мы не сдержим обещание этой девочке. Мальчик наверняка уже мёртв.
– Тела-то не нашли, – откликнулся Урмё.
– Значит, плохо искали! Нам нужно поднять всех стражей, чтобы нашли мальчика! Вернуть его! Даже если преступник – он.
– Это не доказано, – пропел Урмё, встал напротив напарника, заглянул в глаза. – Вот что я тебе скажу, мой драгоценный друг: не стоит искать убийцу, ищи того, кому были выгодны все эти покушения.
Нолан мотнул головой.
– А мы разве не этим занимаемся?
– Я – этим, – прищурившись, произнёс Урмё и цепко схватил руку напарника в том месте, где тот раньше носил наруч с ритуальным ножом. – А вот ты всеми своими действиями, этими разговорами и обещаниями пытаешься додать кому угодно, представляя их своим изгнанным сыном, внимания, сочувствия и сострадания. Это напоминает мне, как матерям, потерявших детей, лекари приписывают завести собаку или, на худой конец, куклу в рост ребенка, чтобы на них употребить все свои нерастраченные чувства. Напарник, хватит! Вернись ко мне! Вернись в работу! – Урмё почти кричал, тряся Нолана. – Сделай то, что должен!
– Я понял тебя, – процедил тот, стряхнул руки Урмё и зашагал к дому Нгуэна и Филиппы Шау, подстёгиваемый злым клёкотом Феникса внутри себя.
Сейчас Нолан не выпускал паутину пламени, у него были основания полагать, что может всё случайно сжечь здесь от бушующих внутри эмоций. Урмё был прав. Он всегда понимал друга лучше, чем тот сам себя. Оставалось только к этому привыкнуть снова.
Торговая улица полнилась людьми. Пестрели лавки, ловили солнечные лучи круглобокие тыквы, репы, горшки и кувшины, прела в опилках морковь, зеленели ростки картофеля. Зазывалы и продавцы вовсю хвалили свои товары. Женщина с тремя козами наливала за палыш стакан молока любому желающему.
Урмё остановился возле неё, заговорил. Нолан, заметив это через плечо и совершенно не понимая, где среди разнообразия затерялся дом Шау, вернулся, встал рядом с другом.
– Солёное, – ухмыльнулся Урмё, отдавая женщине стакан и утирая белые «усы».
– А то! – с гордостью в голосе подтвердила хозяйка, раскачиваясь на низкой табуреточке, погладила худую серую козу с отвисшим выменем и скосила глаза в сторону узкого прохода между своим пятачком и овощной лавкой. – Вот и я говорю: сдавал бы он всю свою землю, я бы коз отпускала в заднем садике, он, знаешь, такой хорошенький, и трава там всегда высокая. Будто там кусочек южных краёв, а не наши переменные северо-каменюшные земли.
– И что, совсем ни в какую?
– Представь себе! Я ему уже и говорю: хочешь сдавать – сдавай полностью. Чего соблазнять-то кусочничать? А мы, значит, ходим облизываемся. Та ж сторона выходит на пруд, а там набережная, народу ей-ей, яблоку негде упасть, и так с утра до ночи. А он как эта самая – упёрся и ни в какую. А раньше, – женщина с досадой цокнула, – раньше прям такой душенька был. Да с головой проблемы приключилися, сердце хворое, деть один, как прокажённый растёт, а мы ему всем миром помогали. А он что? Земли пожалел! Да мы бы платили бы за неё исправно, только дай!
– И давно вы говорили с ним об этом в последний раз? – Урмё улыбался, но Нолан видел напряжение друга. Взглянул поверх шатров, деревянных лавок, заборов с зазывными листовками, и признал дом Шау.
– Ну дак пока он себя не дал охомутать той бабе. Деловая она у него, прям мужичка. Хуже – как псина цепная. Как вцепится во что, так не отпустит. Это ж она, стерва проклятущая, нам каждый год аренду поднимает. Понемногу, но по карману-то бьёт. Ах, едрить её! Но цены-то всё равно ниже средних. Так уж лучше тут и не жаловаться, чем совсем нигде. А козы мои, знаешь, не молодеют, да и держать их уже хлопотно. Вот и молюсь, чтобы эта курва снова цену не задрала. Авось, я денежек подкоплю, да уеду к внукам в деревню. Замаял меня этот город. Душно, людно, продыху нет.
– Пусть всё получится, – ласково сказал Урмё, протянул руку и снял с платка на голове женщины маленький розовый цветок. – Вот любит тебя весна. На счастье.
– Ну-ну, – женщина с усталым лицом посмотрела на старшего детектива, и в глазах её сверкнул озорной огонёк. – Беги уже по делам своим, чего встал?! Опять сердечко мне бередишь, охальник!
– С красивой женщиной не грех и поболтать.
Урмё чуть поклонился и свернул в узкий проход. Нолан не отставал.
– И что это было?
– Драгоценный мой друг, чтобы спокойно расследовать дела в нашем обществе, мало задавать правильные вопросы нужным людям, внимательно слушать и наблюдать, надо ещё и иметь широкую сеть знакомцев-осведомителей, быть с ними на короткой ноге и уметь к себе расположить. Неужели забыл эти азы?
– Начинаю припоминать, – пожал плечами Нолан и прощупал огненной паутиной дом Шау. Один человек на первом этаже, другой на втором и больше никого. Но на заднем дворе, пустом и заросшем высокой травой, чудилось что-то тревожное.
Глава 46. Разные степени заботы
– Горячий, – прошептал Рихард, прижимая ладонь ко лбу спящей Лукреции.
Бледный дневной свет едва заполнял пространство внутри палубной надстройки. Снаружи ветер пронизывал до костей. Туман всё висел над водой и даже не пытался разойтись. Течение упрямо несло лодку в неизвестность.
Мальчик вышел наружу и тут же продрог, но лишние мысли выдуло махом. Ни к чему сейчас мечтать оказаться дома, в тепле, под незыблемой защитой отца и обволакивающей любовью матери. Он – здесь, и этого не отменить.
Прошёлся, согреваясь движением, огонь внутри горел тем сильнее, чем меньше оставалось пустых фантазий. Пристроился с подветренного борта, сцепил руки на коленях, глядя в низкий туман перед собой. Одно перо на ладони отзывалось теплом и солнцем – Бэн, лекарь, который сейчас так нужен Лукреции. Рихард прогнал образ добродушного толстяка с веснушками и с волосами цвета мёда. Самим бы выбраться отсюда, а не тянуть в бездну непричастных. К тому же это именно он, Феникс, сбежал с корабля вместе с Чародейкой, забрал её оттуда, из места, где она не болела, где было тепло и сухо. «Я сам так захотел!» – подумал мальчик и вновь на мгновение представил себя героем из древних легенд, спасающим пленённую деву. А по словам того же Бэна Лукреция была красива – чем не героиня под стать мифическому герою? Но Рихард помнил, что обижен за что-то на толстяка, вроде, тот вылечил кого-то не так, но кого? В памяти проступила чёрная стена, не пуская дальше, и вернулся холод. Мальчик опустил голову на руки, провалился в полудрёму, чувствуя, как стылый ветер кусал локоть через прореху на куртке.